После окончания школы Мария поступила в медицинский техникум. Все восемь лет ее короткого трудового стажа прошли в одном месте — в Госпитале для ветеранов войн. Сначала работала медсестрой в травматологическом отделении, потом перешла в неврологическое. Работа ей нравилась, там же появилась близкая подруга. Последние два года Маша работала медицинским регистратором в подразделении госпиталя - Центре реабилитации на проспекте Елизарова. Здесь она и заразилась коронавирусом.

- Каждое утро она мерила всем сотрудникам Центра температуру, а потом с температурой пришла дома сама, - рассказывает Маргарита Тышко. - Сначала подумала, что простудилась от кондиционера на работе, под которым сидела целыми днями. Температуру сбили, а на следующий день она пришла домой совершенно без сил и рыдая сползла по стенке: «Мне кажется, я умираю». Участковый врач выписала антибиотики, и вроде как полегчало. А потом Маша стала задыхаться. Последние дни дома мы от нее не отходили. И когда за ней приехала скорая, она плакала и говорила, что очень боится ехать в больницу, словно чувствовала что-то.

Девушку лечили в родной клинике — Госпитале для ветеранов войн. Сюда же через два дня была госпитализирована с коронавирусом ее мама.

- Я была рядом с дочкой, но ничего не знала, что происходит с ней на самом деле, от меня все скрывали, - плачет Маргарита Тышко. - А отцу уже позвонили врачи со словами, чтобы готовились к худшему… «Нам ее не вытащить».

«Мама, мне полегчало, я утром отпишусь, не переживай, свои не бросают», - это было последнее сообщение Маши родным. На следующее утро ее перевели в реанимацию, подключили к ИВЛ. Через четыре дня она умерла. Причиной смерти, как сказано в медицинском заключении, стал COVID-19 и обширный инфаркт сердца.

Незадолго до смерти, 8 марта, Марии Тышко исполнилось 30 лет. В этот день девушка получила множество поздравлений с днем рождения. «Я такая счастливая, мама!», - восклицала она. В последнее время она серьезно думала о поступлении в медицинский университет. Много читала книг по профессии.

Безутешные родители остались со своим горем: «Как теперь жить без Маши, мы не понимаем».

Наталья и Борис Рожковы прожили вместе 38 лет. И похоронены вместе — на Казанском кладбище в Пушкине. В петербургском пригороде семья жила последние 20 лет. До этого колесила по стране, Борис - профессиональный военный, подполковник, Наталья тоже была военнообязанной, служила медсестрой в воинских частях Чехословакии, Азербайджана, Ленинградской области. В 2000 году была в Чечне. Работала медицинской сестрой в отделении гнойной хирургии в полевом госпитале в Моздоке. Но об этом периоде своей службы она практически ничего не рассказывала родным. «Очень страшно было», - говорила Наталья Борисовна. После этой командировки она была награждена медалью «За воинскую доблесть». Затем много лет работала на кафедре акушерства и гинекологии Военно-медицинской академии им. Кирова.

- Медицина была ее призванием, - рассказывает Оксана. - Она не могла пройти мимо чужой беды, всегда помогала, я даже пеняла ей иногда: «Мама, ты себя растрачиваешь». Она отвечала: «По-другому не могу».

Это была дружная счастливая семья, центром которой была Наталья Борисовна, как шутили ее родные, «домашний генерал». Энергичная, деятельная, никогда не унывающая, полная жизни женщина. После многолетних скитаний по казенным квартирам и общежитиям, Рожковы только в 2008 году впервые въехали в свою квартиру в Пушкине.

- Мама очень долго ждала этого момента, у нас даже нераспакованные новые вещи хранились годами — в ожидании своего дома. Папа вышел на пенсию, преподавал геодезию студентам. Родители завели огородик рядом с домом, на котором они проводили все свободное время, построили теплицы, успели даже рассаду в этом году сделать, но сажать уже пришлось мне…

2020 год семья планировала провести под знаком Юбилея. 10 лет в начале года исполнилось единственному внуку Витюше, 60 лет — Борису Рожкову, а в сентябре маме Натальи Борисовны исполняется 80 лет. Она живет в Нижегородской области и вся семья собиралась к ней на день рождения.

- Мы поедем к бабушке, но уже без наших родителей, - говорит Оксана. - Я не верю в их уход до сих пор. Не принимает ни сердце, ни голова. После их смерти мне приснились мама и папа, радостные, показали мне фотографию круизного лайнера и рассказали, что купили билеты в кругосветное путешествие. Я вижу, как они уходят вдвоем, тут мама оборачивается и говорит мне: «Только мы навсегда»…

Санитарка Татьяна Канкиа, уже сама больная, с высокой температурой еще три дня мыла полы, проводила дезинфекцию помещений, меняла грязное белье, ухаживала за лежачими пациентами. На четвертый день Татьяна Викторовна просто не смогла встать с кровати. Из Института им. Вредена ее забрала скорая и отвезла в больницу № 40 в очень тяжелом состоянии.

- Мама не собиралась умирать, верила, что все будет хорошо. Она даже мне не сказала, что заболела ковидом, не хотела меня расстраивать, зная, что я жду ребенка, - рассказывает Валя. - И какое-то время ей удавалось скрывать от меня свое состояние. Я только по голосу, очень тихому, поняла - происходит что-то не то. КТ показала двустороннее воспаление легких, она сильно кашляла, поднялась температура, началась рвота. Она стала звонить мне все реже и реже. Я сидела и ждала звонка от нее каждый день, разговаривали секунд по 30, ей было трудно разговаривать, и когда мы общались в последний раз, она пообещала сделать все, чтобы выкарабкаться. Потом ее перевели на ИВЛ. А через два дня мне сообщили, что она умерла.

Как написано в медицинском заключении, причиной смерти Татьяны Канкиа стала новая коронавирусная инфекция, интоксикация организма, гепаторенальный синдром (состояние, возникающее при тяжелых поражениях печени и нарушении функции почек вплоть до тяжелой почечной недостаточности).

До того, как устроиться санитаркой в Институт им. Вредена в 2014 году, Татьяна Викторовна много лет работала товароведом в Московском универмаге, потом на фабрике им. Крупской.

Последние годы жила одна. У старшего сына давно была своя семья. Дочь Валя вместе с мужем-военным и сыном уехала в Новосибирск.

- Но мама никогда не жаловалась на одиночество. У нее была работа, которая приносила ей настоящую радость, - говорит Валентина. - Она очень любила свою профессию, коллег и пациентов. Часто принимала благодарности от выздоровевших. Рассказывала об успешных операциях, и вся светилась от гордости за врачей. Мама чувствовала себя сопричастной большому настоящему делу. Мы были очень близки, могли за день созвониться четыре раза. Я знала каждый ее шаг, куда пошла, с кем, что делала.

А еще Татьяна Викторовна любила театры, музеи и прогулки по любимому Петербургу. У нее было очень много подруг. Человек религиозный, несколько раз ездила на Валаам, регулярно посещала часовню Ксении Блаженной на Смоленском кладбище. Жизнь была наполнена людьми, работой, поездками.

- После ее гибели я прилетела в Петербург, зашла в мамину квартиру. Такое ощущение, что она просто вышла на несколько минут. Последний раз мы виделись два года назад. Мама собиралась приехать ко мне в Новосибирск в ноябре, когда у меня родится малыш. Ее младший внук. Но его она не увидит никогда.

Похоронили Татьяну Викторовну Канкиа на Южном кладбище, рядом с ее родителями.

У Сергея Белошицкого не было жены и детей. Родители умерли давно, когда Сергей еще учился в медицинском университете. Все эти годы его семьей были две сестры и брат.

- Мы родились и выросли в Новгороде, - рассказывает старшая сестра Елена. - После окончания школы Сережа поступил в Петрозаводский университет, на медицинский факультет, мысль о том, что он будет врачом, была у него всегда. В нашем роду много медиков, прадед был врачом. Сережа был домашним ребенком, «ботаником», много читал, всегда хорошо учился. Он так скучал по дому, что умудрялся каждые выходные приезжать домой в Новгород из Петрозаводска. Так он год отучился, а потом поступил уже в Первый Мед в Петербурге.

После окончания университета Сергей Белошицкий снова уехал в Новгород, работал в областной больнице. А потом его снова позвали в Петербург. Здесь доктор 20 лет проработал в Елизаветинской больнице.

-Он работал очень много, много совмещал, постоянно дежурил, и в выходные дни застать его дома было невозможно. Это был рутинный бесконечный труд. Но Сергей был совершенно равнодушен к карьерному росту, мне даже было немного обидно за него, потому что это был одаренный человек с большим потенциалом, - рассказывает сестра Елена. - Семья своя у него так и не появилась, но он был человеком очень семейным, опекал моего сына, своего племянника. Он вообще всех нас опекал, ворчал, баловал, помогал деньгами, поддерживал. Ему самому было надо очень мало. Он больше отдавал. Мы ходили с ним в театры, на концерты. Всю жизнь мы жили вместе, одной семьей. Незадолго до смерти ему удалось купить квартиру, он успел пожить в ней всего несколько месяцев.

По словам друзей, это был человек-гора, к которому всегда можно было обратиться за помощью.

- Он работал в реанимации, прекрасно осознавая, что был не самым здоровым человеком. Но он молодец, потому что никогда над этим не раздумывал. Он был разным: веселым, смиренным, усталым и огорченным. Бывал очень саркастичным. Любил кинематограф и еще больше любил его критиковать, - рассказывает его друг Владимир Сулима, заведующий отделением реанимации больницы Святого Георгия. - Я буду скорбеть по нему и без устали говорить своим врачам, как спасти себя, спасая пациентов.

По словам родных, Сергей Леонидович мечтал уехать жить в Новгородскую область — в дом, который остался от бабушки. Здесь было его «место силы», в котором он был по-настоящему счастлив.

-Многие годы она работала врачом на скорой, выезжала на вызовы. Потом стало тяжеловато, и она перешла в диспетчерскую на Малой Садовой. Принимала вызовы, консультировала, договаривалась с больницами, куда нужно было отвезти пациента. О пенсии не могло быть и речи. Она жила своей работой. Мы каждый год уговаривали ее уйти уже, наконец, на пенсию, заняться тремя внуками и маленькой внучкой. Но она только смеялась: «Я все успею».

В счастливом браке Антонина Рында прожила 39 лет, со своим мужем она познакомилась на праздновании собственного дня рождения 4 ноября — его привела общая подруга. «Жили дружно, только позавидовать можно», - говорят друзья семьи.

Как вспоминают близкие, всю жизнь Антонина Яковлевна кого-то консультировала и лечила. Но дома, в кругу семьи, почти ничего не рассказывала о работе.

- По-настоящему я понял то, чем мама занимается, после того, как их на работе попросили перевести медицинские документы в электронный формат, я помогал ей в этом, - рассказывает сын Александр. - Помню, что поразился тогда, с какими сложными случаями ей приходится сталкиваться, какие задачи решать.

Это была заядлая театралка, обожала Мариинский театр, музеи.

- Кажется, нет в Петербурге ни одного музея, в который нас не затащила мама, - говорят сыновья. - С детства в каждый выходной у нас уже была культурная программа. Мама мечтала, что точно так будет водить в музеи и театры своих внуков. Младшему 2, 5 года. И он ее помнит! Узнает на фотографиях: «Баба, баба». Заранее готовила подарки на дни рождения. Сыну мы подарили от нее подарок в мае, когда ее уже не было в живых...

А еще Антонина Рында активно болела за «Зенит». Не пропускала ни одного матча, смотрела игры по телевизору. Но на стадион она так и не попала, хотя очень хотела.

Как вспоминают родные, Антонина Яковлевна почувствовала недомогание 8 апреля, когда вернулась домой с работы в Городской станции скорой медицинской помощи. В этот день она еще с мужем ездила по магазинам, сокрушалась, что невозможно получить пенсию на почте из-за очередей. На следующий день ей стало хуже, поднялась температура до 38.5, начался кашель, и родные вызвали врача из поликлиники, а еще через день Антонину Рынду срочно госпитализировали в Боткинскую больницу.

- Мы общались по телефону, передавали ей продукты, а через пять дней она мне позвонила. Как я потом узнал, в этот вечер она позвонила почти всем своим родным и подолгу с ними поговорила. Мне она сказала, что ее переводят в реанимацию, «только отцу не говори», попросила меня мама, - рассказывает Александр. - Отец очень переживал из-за нее, ночами не спал. Это был наш последний разговор. Очень короткий, деловой. А потом я узнал, что ее ввели в искуственную кому и подключили к ИВЛ. Мы звонили врачам каждый день, и все время слышали, что состояние тяжелое, изменений нет. Все это длилось неделю. А потом мама умерла.

С мужем, летчиком-испытателем, Антонина Антонова прожила огромную жизнь. Сначала были военные городки по всему Советскому Союзу, в начале 1970-х семья переехала в Ленинград. Антонина Ильинична работала продавцом в Выборгском универмаге, муж на Северном заводе.

- Главный смысл жизни мамы был во внуках и правнуках, - говорит Людмила. - Она водила их в музеи и театры. Готовила для них обеды, покупала гостинцы. Была стержнем большой семьи. Ухаживала за папой, и когда он сломал шейку бедра, и после - когда у него началась деменция. С ее уходом рухнуло все. Я знаю точно, если бы не ковид, она бы еще лет десять была с нами…

Про Юлию Ясюлевич и родные, и друзья говорят одними словами: щедрая, доверчивая, жертвенная, отзывчивая… Она и на фотографиях такая же — светлое открытое лицо, лучистый взгляд, мягкая улыбка.

- Мама была очень хорошим человеком, может быть, даже чересчур хорошим для нашего времени, - говорит Ксения. - Ей было сложно сказать «нет», все в семье этим пользовались. Она все время была занята домом, бытом, работой. Ухаживала за больной мамой, она умерла два года назад от рака мозга. Ездила к своему отцу на дачу, помогала ему там. Иногда выбиралась с подругами посмотреть на соревнования по академической гребле — спорт она любила всю свою жизнь.

Прямо из карантина, на который был закрыт в апреле весь Институт им. Вредена, Юлия Ясюлевич была госпитализирована с двусторонней вирусной пневмонией в больницу № 40 в Сестрорецк. Это было 17 апреля.

- В этот день она мне позвонила, и сказала, что состояние ее ухудшилось. Это был наш последний разговор. Больше она на связь не выходила. Я постоянно звонил в справочную больницы, мне говорили, что состояние тяжелое. На все мои просьбы связаться с лечащим врачом, да и вообще узнать, в каком отделении лежит Юля, мне говорили одно и то же — в случае чего, вам позвонят. Накануне смерти Юли я вообще не находил себе места, решил просто ехать в больницу, и как-то к ней прорываться — чтобы она знала, что я рядом. А 1 мая со мной связался доктор и сказал, что моей жены больше нет. Я не поверил. На следующий день я опять позвонил в справочную — вдруг какая-то ошибка. Но это была не ошибка.

Юлия Ясюлевич была подключена к аппарату ИВЛ. Близкие уверены, что ее можно было спасти, приди помощь вовремя. Но болезнь затянули до последнего, надеясь, что все обойдется легкими симптомами. Тем более что никакими хроническими заболеваниями она не страдала. Но с каждым днем становилось только хуже. Из НИИ им. Вредена ее госпитализировали уже в очень тяжелом состоянии.

- Никто из нас не верил, что мама может умереть, - говорит Ксения. - Она ведь спортсменка, никогда ничем не болела. Я находилась в то время в Таиланде, и до последнего не знала, что мама заболела коронавирусом и находится в больнице. Она скрывала это от меня, боясь меня расстроить. Мы переписывались, и ее последнее сообщение было: «Меня переводят в другую больницу». Это сейчас я знаю, что это значит, - ее перевели в реанимацию, откуда она уже не вышла живой. Но в тот момент я никак не могла поверить в то, что все так закончится. Моя молодая, красивая мама не должна была умереть.

После окончания Первого меда Лариса Веселаго вышла замуж, родился единственный сын Алексей. Параллельно она окончила ординатуру в НИИ скорой помощи им. Джанелидзе, и осталась здесь уже на долгие годы.

Она была умным, чутким, неравнодушным врачом. К фотографии Ларисы Веселаго на петербургской Стене памяти медиков, погибших от коронавируса (стихийный народный мемориал на Малой Садовой), приносят цветы и записки со словами благодарности пациенток, которым она спасла жизнь и подарила счастье материнства.

- В 1992 году я ждала ребенка, но случилась трагедия — беременность замерла на большом сроке, - рассказывает Елена Курбатова. - Попала в стационар, в руки Ларисы Михайловны. Благодаря ее знаниям и умениям все закончилось для меня относительно благополучно — я осталась жива. После выписки из стационара мы поддерживали связь, и она вела меня к следующей беременности. Хотя в моей женской консультации сказали, что шансов забеременеть и выносить ребенка нет. Но благодаря профессионализму Ларисы Веселаго в августе 1993 года практически без проблем родила здоровую дочь! Сейчас ей 27 лет, и это мое женское счастье, за которое я всю жизнь буду благодарна Ларисе Михайловне...

- Таких историй в ее практике наберется немало, - говорит Катерина. - Работа была неразрывно связана с ее жизнью. Мы никогда не говорили о том, чтобы Лариса Михайловна оставила работу, ушла на пенсию и занималась бы только внуками, потому что понимали — это невозможно. Хотя внуков она обожала, баловала. Очень хотела внучку, ей сейчас уже 18 лет, так случилось, что Лариса Михайловна даже присутствовала на моих первых родах.

Четыре года назад умер от рака муж, Лариса Михайловна жила одна. Но одиночества в ее жизни не было. Выставки, театры, салоны красоты, спортзал, путешествия, друзья. Это была очень активная, жизнелюбивая женщина, которая не думала о смерти ни одной секунды, говорят родные. Последняя поездка была запланировала в Будапешт в начале апреля, но из-за карантина все планы пришлось отменить.

Когда в Италии началась вспышка COVID-19, Лариса Веселаго обсуждала вирус с подругой, врачом Мариной Горячёвой: «Мы говорили о коронавирусной инфекции с большим оптимизмом. Что всё будет хорошо, что мы выдержим! Что всё пройдет гладко. Будем в защите ходить, соблюдать все правила дезинфекции... Ну что делать, если придётся с инфекцией столкнуться? Будем просто работать! — думали мы тогда. И вот такая беда случилась».

Весной 2020 года НИИ скорой помощи им. Джанелидзе считался условно чистым, его не перепрофилировали «под ковид». Сотрудники отделения, в котором работала Лариса Веселаго, сами скидывались на покупку респираторов. Лариса Михайловна, несмотря на преклонный возраст по-прежнему выходила на дежурство.

Отсчет ее болезни начался 15 апреля. Сначала почувствовала боль в груди и одышку. Участковый доктор поставил диагноз «ОРВИ», состояние немного улучшилось. Затем поднялась температура, еще три дня лечилась дома. Лариса Михайловна сдала тест, но положительный результат пришел только через семь дней, когда она уже была в реанимации Госпиталя для ветеранов войн. Как потом выяснится, более 2/3 легких были уже поражены инфекцией.

- Сгорела за три недели. Она мне позвонила и сказала, что ее переводят в реанимацию, и что это только до утра. Сказала, что телефон забирают. Ее подключили к ИВЛ. И больше мы её не слышали, — говорит Катерина Веселаго.

Родственники не могли похоронить Ларису Михайловну еще три недели. Процедуру захоронения нужно было долго согласовывать в Роспотребнадзоре. В итоге урну с прахом похоронили в семейной могиле на Волковском кладбище — рядом с мужем и родителями.

Владимир Манькович родился в 1952 году в Гродно Белорусской ССР. Отец — военный, мама — врач-гинеколог. Позже семья переехала в Украину. В Запорожье Владимир окончил мединститут и получил распределение в Ленинград. Первые годы Манькович работал линейным врачом на скорой помощи. Тогда же познакомился с женой Ольгой, она работала фельдшером. Родился сын Антон и дочь Катя.

- Я выросла в потрясающей атмосфере, — рассказывает Екатерина, которая пошла по стопам отца, окончила медицинское училище и 11 лет ездила на вызовы. — Папа часто рассказывал интересные случаи из практики, и это увлекало не только меня. Многие мои друзья считали его замечательным собеседником и приглашали на наши дружеские посиделки.

Владимир Самуилович сам часто устраивал праздники, любил танцевать, шутить, смеяться. Дочь вспоминает, как однажды соседка Маньковичей по дому пришла в гости с песенником — и доктор вместе с ней пел песни.

Он был легким и строгим одновременно. Ценил четкость, профессионализм и обязательность в людях. По словам Кати, отец воспринимал работу линейным врачом как настоящее мужское дело, в котором был и глубокий смысл, и азарт, и сумасшедшая востребованность.

1989 год стал переломным для Владимира Маньковича — из-за тяжелой болезни он уже больше не мог выезжать на вызовы.

- У него нашли эмфизему, удалили треть одного легкого, - рассказывает жена Ольга. - Выкарабкался он чудом, хотя перед операцией даже прощался с близкими на всякий случай. Когда вышел из больницы, от инвалидности отказался — не мог жить без работы. На вызовы все-таки ездить ему стало тяжело, но до последнего работал по графику — сутки через сутки.

Когда началась пандемия, доктор Манькович работу не бросил, сказал семье, что уходить на больничный в такой ситуации считает для себя невозможным.

- Нагрузка выросла в несколько раз, - говорит Екатерина. - Папе приходилось решать много новых задач, принимая в том числе решения о защите медиков — надевать или нет защитные костюмы, выезжая на вызов, в какой именно стационар, обычный или ковидный, отправлять пациента. Но папа никогда не хотел брать больничный, даже если чувствовал себя неважно. За всю мою сознательную жизнь он оформил лист нетрудоспособности только однажды, и то — не досидел до конца, помчался на работу. Мне всегда говорил: «Работа лечит».

Екатерина сейчас живет с мужем и детьми в Германии, но созванивалась с отцом чуть ли не ежедневно. В конце апреля на один звонок он не ответил. Оказалось, спит.

- Такого раньше на моей памяти никогда не случалось — папа спал очень мало, после смены был активен. Я очень удивилась. В голове промелькнуло: «А вдруг это симптом?»

Предчувствие не обмануло. Болезнь развивалась стремительно. Не было ни температуры, ни проблем с дыханием. Состояние резко ухудшилось в одну секунду.

- Папа был в это время на работе, его тут же отправили на КТ, снимок показал 80 процентов поражения легких, - говорит Екатерина. - Он еще сам вернулся домой, собрал вещи и скорая отвезла его в 40-ю больницу в Сестрорецк.

Температура росла, появилась одышка. «Я, наверное, все-таки не выживу», - сказал он тогда жене Ольге. Как врач, он все понял быстро.

- Я звонила папе каждый день, - говорит Екатерина. - Последний разговор произошел в 22:35, 2 мая. Тогда папа сказал, что чувствует себя очень усталым. Больше я папиного голоса не слышала. На следующий день у него начался отек легкого, массовые тромбы. Врачи меняли терапию, поставили стент, поймали один тромб, перевели его на ИВЛ. Мы все надеялись на улучшение. Но 4 мая папы не стало.

Посмертный диагноз — сердечно-легочная недостаточность, отек легкого, острый инфаркт миокарда, COVID-19, вирус идентифицирован.

Сын Владимира Маньковича, Антон — водитель скорой тоже заразился ковидом, болел вместе с женой, оба с пневмонией были госпитализированы в Боткинскую больницу.

- Удивительно, как я не заразилась, - говорит Ольга Манькович. - Я восемь лет не выхожу из квартиры, передвигаюсь с ходунками, у меня сахарный диабет, трофические язвы на ногах. Володя успевал мне и ноги перевязать, и в аптеку сбегать, и в магазин. Все на нем было. Говорил мне, что вот исполнится ему 70 лет, и он, наконец, уйдет на пенсию. Даже не прочувствовал, что никакой пенсии у него уже не будет... Поверить не могу, что Володи нет. Захоронили урну на Сертоловском кладбище. Было много венков, со всех станций. Но попрощаться с Володей по-человечески никому не удалось. Не разрешили.

Владимир Константинович очень любил свою жену Анну Павловну. Супруги прожили вместе более 50 лет. Души не чаял во внучке Насте.

- Благодаря дедушке я выбрала профессию, он из семьи военных медиков — его отец и дед были военврачами. Я, можно сказать, тоже пошла по военной линии - окончила университет МВД, - рассказывает внучка Настя. - Последний раз мы виделись в феврале, потом началась эпидемия и дедушка сказал, что нам пока встречаться не стоит. Он так ждал моей свадьбы, я вышла замуж в сентябре, уже после его гибели…

- 7 мая Владимиру Константиновичу исполнилось 75 лет, все друзья ему звонили, поздравляли с юбилеем, с утра он был еще здоров, а уже вечером почувствовал себя плохо, - рассказывает Наталия Малютина. - Мы созванивались с ним каждый день. Но улучшения не было. И на пятый день болезни он поехал в университетскую клинику. Вскоре его перевели в реанимацию. К ИВЛ не подключали. Я привозила ему специальную подушку, чтобы удобнее было лежать в прон-позиции (на животе). Мы общались накануне его смерти. Владимир Константинович позвонил поздно вечером 18 мая и сказал: «Наташа, я еще жив. Это страшная болезнь. Береги себя и своих близких». Было понятно, что ему очень плохо. Но я утешала себя мыслью, что раз он в сознании, то все еще обойдется, наступит улучшение. А 19 мая его не стало…

Потом перевелась в 20-ю больницу и сделала очень много, чтобы вывести лабораторию на высокий уровень. Всегда подставит плечо, скольким людям она помогла не счесть, скольким жизнь спасла, и это не просто слова. Веселая, добродушная, любимая мама.

Вокруг нее всегда кипела жизнь. Всю свою заботу Татьяна Геннадьевна отдавала двум сыновьям Михаилу и Владимиру, внуку и внучке. Отношения с мужем были наполнены нежностью и любовью.

- Мы прожили вместе 36 лет, - рассказывает Евгений Зайко. - Познакомились в 1984 году в очереди в БДТ. В то время, чтобы купить билет, нужно было заранее отметиться в списках. Давали по два билета в одни руки. Я, тогда еще студент, несколько раз приглашал Таню на спектакли. Уже поженившись, мы пересмотрели все звездные постановки Товстоногова. И потом еще долго не пропускали ни одного громкого спектакля в Петербурге.

Человек увлекающийся, Татьяна Зайко какое-то время даже разводила собак, от этого суматошного, по словам родных, времени в доме остались три собаки породы чихуахуа.

- Однажды Таня принесла домой пять чилийских белочек, которые жили в Музее бабочек, но музей закрылся и животных раздавали горожанам, - вспоминает муж. - Нам сказали, что все белочки — девочки, мы обрадовались, а через три месяца у нас появилось еще 15 «девочек». Еще в Музее был попугай, Таня тоже хотела его забрать, но тут уж я воспротивился.

Татьяна Геннадьевна обожала дачу под Кингисеппом, куда спешила вырваться при каждой свободной минуте. Всей семьей ездили туда круглый год.

Когда началась эпидемия, Татьяна Геннадьевна по-прежнему каждый день ходила на работу.

-Здание лаборатории находится через дорогу от основного здания больницы и когда надо было отнести документы в главное здание, в котором уже были пациенты с ковидом, некоторые молодые сотрудники отказывались туда идти. И тогда шла мама, заведующая отделением, - рассказывает Владимир Зайко. - Она такая была всегда по жизни, бесстрашная.

Болезнь началась сразу с острой фазы. Поднялась температура, появилась сильная слабость вплоть до того, что не было сил встать с кровати. Сначала ее отвезли в больницу им.Семашко в Пушкине, но состояние ухудшилось настолько, что уже сама Татьяна Геннадьевна настояла на том, чтобы ее перевели в инфекционную больницу им. Боткина. Здесь ее сразу поместили в реанимацию. Поначалу всем казалось, что она выкарабкается. Родные искали плазму для переливания, хватаясь за любую надежду, но спасти Татьяну Зайко врачи не смогли. Ее перевели на ИВЛ, но из медикаментозной комы она уже не вышла.

Людмила Жиленкова в Городской больнице № 15 проработала 25 лет, пришла сюда сразу после окончания медучилища.

- Много лет мама была медсестрой в травматологическом отделении, - рассказывает дочь Людмилы Жиленковой Ирина. - Но потом сильно сорвала спину, ведь приходилось переворачивать, укладывать на каталки пациентов. Перешла в рентгенолаборанты. Делала снимки, заполняла карты. Когда началась эпидемия, больница еще не была перепрофилирована под коронавирус, но мама рассказывала, что за смену поступало от четырех до шести человек с ковидными пневмониями. Специальных средств защиты у них до официального перепрофилирования не было. Так и заразилась…

У Людмилы Жиленковой было много планов на жизнь. Она мечтала о собственной квартире, живя многие годы с детьми в общежитии в Горелово. Уже после ее смерти пришла бумага, что медработникам выдается ссуда для улучшения жилищных условий…

Рядом был любимый мужчина, который очень о ней заботился. С ним она много путешествовала по Карелии, Ленинградской области, последняя совместная поездка была в Португалию.

- Мама хотела дать нам с братом все лучшее, много работала, уставала, - говорит Ирина Жиленкова. - Я давно уже живу самостоятельно, работаю воспитателем в детском саду. Брату 18 лет, он учится в колледже, жил с мамой. А теперь мы остались одни. Я по любому поводу звонила маме. Она всегда знала, что делать, в любой, казалось бы, безвыходной ситуации, находила выход.

- Мы были вместе на сутках, - рассказывает Наталья Гадрани. - Я вначале чувствовала себя хуже, чем Ира. Она меня еще успокаивала: «Не бойся, Натусик, мы выживем». А потом у нее резко поднялась температура до 40 градусов. Вызвали скорую, отвезли в родную больницу № 40. Поражение легких было 80 процентов. Ей становилось то хуже, то лучше. Закончилось все тем, что ее подключили к ИВЛ, и с аппарата уже не встала. Я лечилась дома, выжила, а Ира нет. У меня такое ощущение, что она в отпуске. Она очень часто ездила к родителям в Смоленск, они были уже старенькие, требовали ухода. Отец недавно умер, осталась одна мама, ей уже за 90 лет. Ира должна была уйти в отпуск в конце апреля, собиралась к маме…

Мама до сих пор не знает, что ее дочери больше нет. Родные скрывают от нее эту трагедию, боясь, что сердце пожилой женщины не выдержит такого удара.

У Ирины Лысовой не было детей, первый брак был неудачным. Но в последние семь лет жизни она была счастлива, рядом был любящий мужчина Андрей. Вместе они много путешествовали, планировали уехать жить в смоленскую деревню.

- Ира обожала природу, выращивать цветы, все про них знала, - говорит Наталья Гадрани. - В ней было столько жизни, радости. Я сейчас на работу прихожу, открываю шкаф, у нас был один на двоих, и сердце сжимается, как будто я сирота. Мы были все время вместе, сутки работали, потом приходили домой, отсыпались, и снова на сутки. Так вся жизнь на сутках и прошла.

Доцент кафедры терапии СЗГМУ им. Мечникова, преподаватель пульмонологии медицинского факультета СПбГУ, заведующая отделением Елизаветинской больницы 64-летняя Лилия Суоновна Уон умерла 12 мая.

- Когда началась эпидемия, ей звонили врачи со всего города, консультировались, что лечить, как лечить, - рассказывает Антон Венно, единственный сын Лилии Уон. - Мы просили ее остаться дома, не ходить на работу в это время, но она сказала, что так поступить не может.

- На протяжении 11 лет Лилия Суоновна работала в Елизаветинской больнице, руководила отделением, специализирующемся на лечении бронхолегочных заболеваний. Как ведущий специалист консультировала пациентов разных отделений больницы, у которых возникали проблемы с дыхательной системой. Во время эпидемии новой коронавирусной инфекции именно от ее профессионального решения зависели тактика и стратегия процесса лечения. И на это решение всегда можно было положиться, - рассказывает заместитель главного врача Елизаветинской больницы Евгений Рыбин. – Елизаветинская больница как условно чистый стационар не работал с COVID-19 – при обнаружении инфицированного пациента мы отправляли его в специализированную больницу. С признаками пневмонии на КТ из приемного отделения направляем в «ковидные» стационары по 15-20 пациентов каждые сутки. Но, понятно, что они к нам все равно попадали с обычными острыми состояниями. Пневмонии выявлялись и на хирургических, и на травматологических отделениях, Лилия Суоновна всех осматривала и принимала решение о переводе в другой стационар. Поэтому сказать, какой пациент стал причиной ее заболевания уже невозможно. В «нековидном» стационаре на пульмонологов в период эпидемии легла большая ответственность по диагностике и подтверждению диагноза «вирусная пневмония». Конечно, есть лабораторно-инструментальные данные, но нужен вердикт специалиста.

Лилия Уон родилась в городе Шахтерск Сахалинской области. В семье было пять детей — все девочки. Лилия самая старшая, и после ранней смерти отца, известного на Сахалине зубного техника, стала главой семьи. В 1981 году Лилия Суоновна окончила Ленинградский санитарно-гигиенический медицинский институт, практически сразу начала преподавать. Вышла замуж, родился сын Антон. По словам родных, она все успевала, спала по 3-4 часа в сутки, по ночам готовилась к лекциям. И в таком ритме жила всегда. На свой - восьмой этаж она не поднималась, а взбегала.

По словам коллег, Лилия Суоновна почти никогда болела - очень редко брала больничный, хотя говорила, что у нее есть риск развития диабета. Как стойкий оловянный солдат, работала без устали, берегла сотрудников своего отделения, переживала за тех, кто заболел. Она была очень ответственным человеком, из больницы уходила, когда ее рабочий день давно уже был закончен: оформляла документы на пациентов, консультировала их, учила и наставляла своих молодых врачей.

- Мама никогда не жаловалась - ни на плохое самочувствие, ни на усталость. Когда она заболела, она позвонила и сказала, что встречаться нам пока не надо. Общались по видеосвязи, - говорит Антон Венно.

Последний раз Лилия Суоновна виделась с сыном и его семьей в марте.

- Это была совершенная бабушка, до эпидемии она все выходные проводила с двумя внучками, старшую водила в театры, обожала Мариинский театр, на Новый год всегда раздавала нам кипу билетов на представления, - рассказывает Евгения, жена Антона. - Могла после работы прийти и играть с детьми. Младшей всего год, и она - копия бабушки. Все ее вещи лежат на своих местах, мы ничего не трогаем, как будто она просто уехала в командировку…

Мама Лилии до сих пор живет на Сахалине. Как рассказывают родные, несколько лет назад она заболела и никто не мог поставить ей диагноз, пожилая женщина даже ездила на обследование в Корею, но все врачи разводили руками: «Это просто старость». И тогда на Сахалин прилетела Лилия Суоновна и подняла маму на ноги. «Она любила сложные случаи», - говорят родные.

Студенты, врачи-ординаторы могли позвонить ей по любому поводу, даже просто спросить «Как дела?». Она консультировала знакомых, всех, кто просил о помощи, никому отказа не было. «Вот доработаю до майских праздников, и отдохну», - говорила семье Лилия Уон.

- Все произошло стремительно, - говорит Евгения. - И даже когда у нее поднялась температура, и мысли не было, что это может быть ковид. Только увидев, что она задыхается, мы поняли, что надо вызывать скорую.

У Лилии Уон нет могилы. Давно, еще до эпидемии, в шутливом разговоре с мужем она попросила в случае ее смерти развеять прах над Финским заливом. Семья так и сделала.

После войны маленькая Маша с мамой и братом вернулись в родной Ленинград. Пришел с фронта отец. Жизнь покатилась по мирным рельсам. Мария Киселева, отличница, председатель школьного совета дружины, всегда была в гуще событий. В семейных преданиях даже сохранилась история о том, как ее наградили за успехи в учебе и общественной жизни поездкой на первом поезде ленинградского метрополитена в 1955 году. Девушка легко поступила в медицинский университет им. Павлова, несмотря на сумасшедший конкурс. Но на первом курсе закрутился роман и ее отчислили за не посещаемость. И тогда она так же легко поступила в университет второй раз! Здесь познакомилась со своим будущим мужем Александром. На последнем курсе университета родился сын, через несколько лет дочь.

Получив диплом, Мария Дмитриевна попала по распределению в роддом № 6 им. Снегирева и осталась тут на всю жизнь. Консультировала, принимала роды более полувека! Это была настоящая легенда акушерско-гинекологической службы Петербурга. Как шутили друзья, половина жителей Центрального района Петербурга родилась с помощью Марии Киселевой. «Вы меня не узнаете?», - спустя многие годы подходили к ней с этим вопросом уже подросшие «младенцы», чем очень веселили Марию Дмитриевну.

- Мы дружили с Машей с детского сада, без пауз и перерывов, хотя мы были очень разные люди, - говорит близкая подруга Елена Александровна. - У нас была одна общая компания, друзья приезжали из других городов, чтобы вместе отпраздновать дни рождения, свадьбы, юбилеи. У Маши лучшими друзьями были ее пациенты, которые только благодаря ей смогли родить себе детей. Одна пациентка вообще жила в ее доме все девять месяцев беременности под круглосуточным наблюдением Марии Дмитриевны, потому что женщину отказались класть в больницу на сохранение. Это был единственный врач, кто еще мог прослушать ухом сердцебиение ребенка, без помощи электронных приборов.

У нее было много наград, о которых она не рассказывала даже своим детям. Ни она, ни ее муж - Александр Иванович Киселев, преподаватель медуниверситета им. Мечникова, легендарный хирург Железнодорожной больницы - никогда не стремились к карьерному росту, к званиям и должностям. Оба просто любили свое дело.

Год назад умер муж, с которым было счастливо прожито 55 лет, и эта потеря сильно подкосило здоровье Марии Дмитриевны. Коронавирусом она заболела, судя по всему, еще в в середине апреля — в обычной городской больнице, где проходила плановое лечение. О вирусе тогда знали еще очень мало, сама Мария Дмитриевна первые симптомы списала на возможное отравление. Но самочувствие быстро ухудшилось, по скорой ее отвезли в Мариинскую больницу. Затем реанимация, ИВЛ, сепсис…

Марию Киселеву похоронили на Богословском кладбище вместе с мужем. На их могиле всегда свежие цветы, которые приносят сюда коллеги и друзья.

- Я был поражен, как много осталось благодарных маме и папе людей: как учеников, так и пациентов, - говорит Дмитрий Киселев. - На меня обрушилась невероятная волна человеческого участия и поддержки. Самым частым был вопрос: «Чем можно помочь?». Эта фраза была ключевой и в жизни моих родителей.

- Папа обожал Крым, солнце, море, горы, каждый год туда ездил, - рассказывает его дочь Людмила. - Он и сам был таким же солнечным жизнерадостным человеком. Очень гордился успехами внуков. Внучка учится в классической гимназии, изучает древние языки, папе очень нравилось спрашивать у нее изречения на латыни. А внук участвовал в городских и всероссийских соревнованиях по шахматах и в домашних играх часто выигрывал у дедушки, чем приводил его в полный восторг.

В отделение лучевой диагностики 31-й больницы многие – и обычные петербуржцы, и врачи других клиник - шли к Виктору Тимофеевичу Парафило, доверяли его оценке безусловно. На диагностику даже приезжали пациенты из других городов.

- Он безошибочно ставил диагнозы, видел минимальную патологию, благодаря ему мы успевали помогать людям на самой ранней стадии заболевания, когда разглядеть заболевание удается не всем, - говорит главный врач 31-й больницы Анатолий Рывкин. – Но потеряли мы не только высококлассного специалиста, а очень хорошего, преданного больнице и коллективу человека. Он никогда и никому не отказывал в помощи: ни своим пациентам, ни своим сотрудникам. Учил молодежь, готовил себе преемников. Таких людей мало: порядочных, ответственных, без камня за пазухой. При этом он всегда умел принимать решения и отвечать за них

Во время пандемии Виктор Тимофеевич взял на себя основную нагрузку по обследованию пациентов, у которых было подозрение на коронавирусную пневмонию. Городская больница №31 работает в режиме экстренной помощи – принимает петербуржцев, которых доставляет скорая. Среди них в больницу попадают и пациенты с недиагностированным коронавирусом. Чтобы этого не допустить, в приемных отделениях доставленных направляют на компьютерную томографию: КТ показывает изменения в легких, характерные для вирусной пневмонии, которую и вызывает COVID-19.

- Скромный человек, он всегда был отзывчивым, чутким и неравнодушным к чужим проблемам. Он без сомнений взял на себя весь объем диагностических исследований поступающих в больницу пациентов с подозрением на новую коронавирусную инфекцию и до последнего времени безошибочно диагностировал минимальные проявления патологии, чем фактически спасал жизни пациентам, - говорит главный врач 31-й больницы Анатолий Рывкин.

Когда Виктор Тимофеевич заболел, он сам же и поставил себе диагноз, описал свой собственный снимок КТ, а после отправился в Городскую больницу №2. И поначалу все было относительно спокойно, лечение проходило «гладко», а через полторы недели – резкий обвал. Его перевели на ИВЛ, коллеги из «двойки» делали все возможное для его спасения. Но через 4 дня его не стало.

- Под началом Галины Анатольевны я работала пять лет, научилась у нее очень многому, - рассказывает врач-кардиолог Анна Гордеева. - Она фанатично относилась к своему делу, без дополнительных просьб забирала тяжелых пациентов с других отделений, никому не отказывала в помощи. С ней, как с руководителем, было ощущение «как за каменной стеной». Она во все вникала, была в курсе всего, все контролировала. Настоящий профессионал. Сотрудники слушались ее беспрекословно.

За многие годы Галина Литвинова спасла много человеческих жизней, став для своих пациентов и их семей настоящим ангелом-хранителем.

- Галина Анатольевна дважды спасала моего отца, - рассказывает Татьяна Никулина. - Ему было много лет, он перенес тяжелую операцию и умирал в хирургии. Она сделала все, чтобы он остался жив. Он прожил еще пять лет. Для меня она была очень важным человеком. С доктором иногда бывает сложно говорить, мне приходилось сталкиваться со многими. Я похоронила мать, мужа, отца и брата. А с Галиной Анатольевной было очень легко, в ней не было заносчивости абсолютно. И при этом она была очень сильным человеком, как мне кажется. Она была такая улыбчивая, всегда улыбалась. С ней было надежно и спокойно. Это моя личная потеря тоже. Жаль ее очень, она была такая легкая, быстрая. И себя жаль, потому что земля просто ушла из-под ног. Представляю, как тяжело ее близким, она была очень важным человеком для своей семьи.

Семья Галины Анатольевны — это два взрослых сына, два обожаемых внука, пожилые родители.

- Мама была для нас всем, - говорит младший сын Алексей. - Щедро дарила всем свою заботу. С внуками мама расцветала, брала мальчишек с собой на море. Любила ездить к родителям на дачу, помогала им.

Галина Анатольевна заразилась ковидом от своего пациента. Весной 2020 года в больнице, по словам сотрудников, переболели коронавирусом многие. Галина Литвинова провела на больничном две недели, почувствовала себя лучше, даже вышла на работу, а потом случился резкий обвал.

- Смириться с этой утратой невозможно, - говорит подруга и коллега Елена Лутаенко. - Галя необыкновенный человек. Мы дружили с начала 90-х годов. Рассказывали друг другу о детях, потом о внуках. Часто вместе путешествовали. Последний раз мы отдыхали вдвоем в апреле 2018 года в Карловых Варах. Эта трагедия произошла совершенно внезапно, о том, что Галя болеет, я узнала, когда она уже была в реанимации Боткинской больницы. Написала ей сообщение, но ответа уже не получила.

- Наша бабка была травницей, видимо, от нее и «заразилась» лекарством Оля, - говорит двоюродная сестра Виктория Колесникова.

Всю свою жизнь Ольга Новикова прожила с родителями и младшей сестрой. Им она была нужна как воздух. Отец последние пять лет был прикован к постели. Пожилая мама тоже требовала ухода. Сестра получила инвалидность, перестала владеть руками и осталась одна с маленьким сыном.

- Оля не просто нас поддерживала, она нас держала, - рассказывает ее мама Людмила Владимировна. - Для нас она была просто солнцем, наполняя нашу жизнь теплом и светом.

Для себя ей требовалось совсем немного, почти всю зарплату Ольга тратила на семью. Ценила живопись, в свободное время ходила на выставки.

- Она должна была получить ключи от новой квартиры, сдачу задержали, но Оля даже утварь туда уже покупала, а люстра — кажется, ее последнее приобретение, - говорит двоюродная сестра Виктория Колесникова.

Во время пандемии в НИИ скорой помощи им. Джанелидзе заболели коронавирусом очень много сотрудников, нагрузка выросла колоссально, Ольга работала на износ, приходила домой, только чтобы принять душ и немного поспать. Она боялась заразиться, но уйти в отпуск считала преступлением.

20 апреля Ольга пришла домой со смены с высокой температурой. Четыре дня болела дома. Не могла ни есть, ни пить. Температура не снижалась. Родные вызвали «Скорую». «Зачем вы нас вызвали? Мы только умирающих берем!», - сказал приехавший врач. «Я уже умираю», - ответила ему Ольга Новикова. 25 апреля ее увезли в Александровскую больницу. Через неделю ее не стало.

О смерти Ольги ее матери сообщили, когда она сама уже была госпитализирована, тоже с ковидом, в Госпиталь для ветеранов войн.

– Когда я узнала, что Оли нет, решила выжить любой ценой, – говорит Людмила Владимировна. – Если бы не это, то, наверное, не выжила бы. Но я не могу этого себе позволить. У меня дочь-инвалид и внуку Никите всего 12 лет. Как-то надо выживать. Без Оли.

Защиты нет — работать надо. На работе сотрудникам выдавалась только маска. Никакой специальной обработки помещений не было. Но она была уверена, что с ней все будет в порядке, в сентябре ей должно было исполниться 60 лет. «Мы молодые, Катя, ничего не бойся», — говорила она мне.

С мужем Иваном Марина Анатольевна прожила 40 лет. По словам детей, они были влюблены друг в друга всю жизнь. Познакомились на работе в Объединении санитарного автотранспорта, где Иван работал водителем, а Марина участковой медсестрой. Родились дети: пять дочек и два сына. Когда в семье появился четвертый ребенок, Марина Анатольевна устроилась в вычислительный центр машинисткой, поблизости от дома. Седьмой ребенок — дочка Даша — родилась недоношенной, весила меньше 800 грамм, тогда про нее даже писали в газетах. Благодаря родительской любви и заботе девочку выходили. Красавице Даше сегодня 24 года, мамина гордость, говорят сестры.

Это была наполненная счастьем жизнь большой многодетной семьи. По выходным выбирались за город, на горбатом «Запорожце» путешествовали по округе. Много гуляли пешком по любимому Петербургу.

- Стержнем семьи была мама, - говорят родные. - Все праздники, все дела, все сборы происходили вокруг неё. Мы все тянулись к ней, как к солнцу. С ней всегда можно было посоветоваться. Она очень много читала и помнила.

Как только младшая дочь подросла, Марина Анатольевна вернулась в медицину. Подтвердила квалификацию медсестры. В 57 лет отучилась на рентген-лаборанта.

- Она только начала жить для себя. Путешествовала с подругой, умудряясь копить со своей зарплаты. Была в Египте, Индии, Вьетнаме, ездила в Абхазию, Карелию. С папой ездила по городам России. Со мной в Москву. Мы собирались в Грузию, в Таллин, - рассказывает Катя. - Она ходила в театры с папой, в кино, на выставки. Два года назад вместе с папой завели немецкую овчарку.

Все оборвал ковид. 12 июня Марине Анатольевне стало плохо, с каждым днем становилось только хуже. Уже через пять дней она не могла самостоятельно передвигаться, как только вставала — теряла сознание. Дышать было очень тяжело. Марину Федорову госпитализировали в Госпиталь для ветеранов войн. «Катя, мне очень плохо», — сказала она дочери. КТ показала 75 % поражения легких. Но в тот день врачи стабилизировали её состояние. И всем в семье показалось, что кризис миновал, и теперь мама пойдет на поправку. Марина Анатольевна даже смогла сама дойти до туалета, расположенного в конце длинного коридора. Вместе с дочкой Катей она начала мечтать о том, что будет делать, когда поправится. Например, поедет в Москву или пройдется по магазинам, это было любимое развлечение, когда дочка подбирала для нее наряды. Но затем раздался звонок: «Катя, меня забирают в реанимацию на несколько дней. Я звоню, чтобы вы не волновались. Лечащий врач беспокоится за меня и хочет, чтобы на выходных за мной присмотрели». Марина Анатольевна не сомневалась, что в реанимацию попадает ненадолго. А на следующий день, вечером 27 июня, из госпиталя позвонили и сообщили, что она умерла.

- Сейчас мы с братьями и сестрами стараемся справиться с болью. Нам важно запомнить маму, сохранить в себе все, что она дала нам, - говорит дочь Катя. - Все мы пошли в папу бойким характером, нам будет очень не хватать ее мягкого света. Хотя в каждом из нас есть её черты: старшая сестра – умеет всех сплотить, младшая хочет стать медиком, а я, как и мама, обожаю читать. В родительском доме благодаря маме всем находилось место — нас, шумных и разных, она примиряла и сплачивала. Мы хотим, чтобы о нашей маме знали многие. Знали, что был такой человек, мать-героиня с семью детьми, ответственный медсотрудник, самая лучшая жена, прекрасный друг. Она была самым живым человеком.

В 2006 году Александр поступил в Военно-медицинскую академию, уже в Петербурге женился, родился первенец.

- Мы с мужем приехали в Петербург вслед за Сашей, - говорит Валентина Владимировна. - Хотели быть рядом, чтобы участвовать в его жизни, помогать. У нас есть еще дочь, она тоже медик, но сейчас живет с мужем в Германии.

В 2010 году Александр Шаронов вышел в запас в звании подполковника медицинской службы. Опытного врача-реаниматолога позвали в Городской онкодиспансер, здесь он и познакомился со своей будущей женой Алиной Шавловской, она работала в клинике медсестрой-анестезистом.

- Сначала я не понимала, что происходит. Просто отметила, что Саша делает то, что другие врачи делать в принципе не будут, - помогал перекладывать пациентов, перестилать постельное белье. А это он так ухаживал. Через полгода мы уже стали жить вместе, - рассказывает Алина. - Моего сына Андрея от первого брака он принял как родного. Мы общались и с сыном Саши. В 2014 году у нас родился Максим, через три года Василиса. Когда она родилась, Саша мне сказал: «Василису люблю больше, чем тебя». Я ревнивая, а тут мне так хорошо стало от этих слов.

Судьба отмерила им полных 8 лет счастливой жизни. За это время родились дети, была куплена новая квартира, с нуля построена дача в Киришском районе, в которую Александр вкладывал все силы и время. Еще весной успел поставить на участке теплицу, начал строить баню. Поговорка «Талантливые люди талантливы во всем» прямо относилась к доктору Шаронову — он прекрасно рисовал, разбирался в электрике, в строительстве, мог сам отремонтировать машину.

- Саша научил меня жить с радостным настроем, - говорит Алина. - Он был очень жизнелюбивым человеком, никогда не унывал, не жаловался, хотя разные периоды были. Не терпел конфликтов, споры. Самое любимое было — загрузить в машину детей, собаку, кошку и поехать на дачу.

На работе его все называли Доктор — по аналогии с добрым доктором Айболитом. В 2015 году доктор Шаронов перешел на работу в роддом, и тут начался новый период в его профессиональной жизни, в глазах появился блеск, говорит Алина, ведь каждый день рождались дети. Контраст после онкодиспансера был сильным.

- Сначала он даже звонил мне с работы с возгласом: «Послушай!», в трубке я слышала первый крик новорожденного ребенка, все это давало Саше много позитива и энергии. Он обожал свою работу в роддоме.

Жизнь неслась вперед стремительно. Легкий на подъем, быстрый, доктор Шаронов даже на работу ездил на мотоцикле. Все оборвалось в один миг. Алина знает, как и когда заболел ковидом ее муж.

- Саше стало плохо 4 июня, поднялась температура, а когда начался кашель, тогда мы уже насторожились. К тому времени уже заразились две санитарки на отделении, которым руководил мой муж. Муж знал, кто был источником заражения. Это была роженица, которая поступила в отделение 19 мая с положительным тестом на коронавирус. И все об этом знали. Но мазок у Саши брали единственный раз только в самом начале пандемии. Когда пошла цепочка заражений медиков, уже никто у него никаких анализов не брал.

Александра Шаронова госпитализировали в городскую больницу № 40 с 80 % поражения легких. С 16 июня он был на ИВЛ — вплоть до своего ухода 23 июня. Коллеги-врачи сделали все, чтобы его спасти — несколько раз переливали плазму, везли препараты со всего города. Но развился сепсис. Основной причиной смерти Александра Шаронова, как сказано в медицинском заключении, стала «новая коронавирусная инфекция COVID-19, крайне тяжелое течение».

- Мы два месяца не видели его перед смертью, два месяца! - плачет мама Валентина Владимировна. - Саша к нам не приезжал, и нам запрещал выходить из дома. Говорил мне: «Мама, это такая плохая болячка». Но у меня даже мысли не было, что он может заболеть. Здоровый, молодой мужчина, никогда ничем не болел. Я не знаю, как такое могло получиться. Он был очень хорошим, ни одного дурного слова не слышали от него.

Доктор Шаронов похоронен на Казанском кладбище в Пушкине. В день кремации Алине приснился удивительный сон, в котором Саша рассказал ей, как он умер: «У меня остановилось дыхание и - темнота, потом удар, я снова делаю вдох, и снова темнота. И вообще, чего вы переживаете, я живой!».

- Мой папа умер, когда я была еще девочкой, - говорит Алина. - Мама очень переживала его уход, полностью ушла в свое горе. У нас с сестрой было очень тяжелое детство, мы были абсолютно брошены. И когда умер Саша, я сказала себе, что не повторю такую судьбу для своих детей. Только они держат меня на плаву и дают мне силы.

- Сережа серьезно увлекался музыкой. Слушал классику, джаз, регулярно устраивал семейные походы в Мариинку, - рассказывает Наталья. - Разбирался в аппаратуре, говорил, что музыка должна звучать как живая, поэтому музыкальный центр и колонки у нас были высочайшего класса. Сергей вообще был перфекционист, это касалось всего: работы, увлечений. А еще он был замечательным фотографом. Снимал в основном пейзажи, природу. Сам фотографироваться не любил, поэтому у нас так мало осталось его снимков…

Профессия, конечно, накладывала свой отпечаток на мировоззрение, Сергей Геннадьевич не боялся смерти, относился к ней философски, прекрасно осознавая буквальный смысл фразы «все там будем», а потому много шутил, цитировал «Похождения бравого солдата Швейка» Ярослава Гашека (настольную книгу со студенческих лет), любил людей, наслаждался хорошей музыкой, природой, морем.

О том, что у патологоанатомов своя «красная зона» и именно врачи этой специализации находятся в основной группе риска, почти не говорят, но по неофициальной статистике, которую ведут сами медики, почти все патологоанатомы Петербурга переболели ковидом. Для Сергея Гусева болезнь стала смертельной. Тяжелое поражение легких, ИВЛ, тромбы. Две с половиной недели - и человека не стало. Яркого, неординарного, умеющего любить и ценить красоту жизни…

- Мама мой самый близкий человек - рассказывает ее дочь Ольга. - Она была абсолютным авторитетом. Она хотела, чтобы у меня с братом было все лучшее, поэтому работала практически без выходных. Она переживала за детей, и никому не отказывала в помощи. К ней записывались пациенты с других участков. Мама была лучшая.

Ольга Григоренко умела мечтать, говорят ее друзья, ставить перед собой цель и добиваться ее. Она мечтала, чтобы дети ее были счастливы, получили хорошее образование. Ольга успела увидеть первые успехи детей. Дочь сейчас учится в Высшей школе экономики на факультете прикладной математики, сын — ученик знаменитого физико-математического лицея №239.

- Мы дружили много лет, полжизни. Я все ещё не могу поверить, что это случилось. Все жду ее, - говорит близкая подруга Елена Семенова. - Оля так любила жизнь! Всегда энергичная, веселая, готова прийти на помощь в любую минуту. Очень много работала, помогала, лечила.

Ее уход обрушил жизнь всей семьи. Остались муж, сын, дочь, мама-пенсионерка….

- Я виню в смерти мамы российскую систему здравоохранения. Начиная с апреля, каждую неделю у сотрудников поликлиники брали тесты на коронавирус, - говорит Ольга. - Но после майских праздников у мамы не взяли ни одного теста. Не выдали ни одной маски, ни одного защитного костюма, хотя мама продолжала ежедневно ходить на вызовы, в том числе к пациентам, у которых был контакт с ковидом. Болезнь началась с сильной слабости, которая не позволяла даже встать с постели. Начался кашель, и тогда мы уже поняли, что происходит. «Я боюсь засыпать, иначе я умру», - говорила мама. Очень долго ехала скорая, КТ показала более 50 процентов поражения легких. Но мест в городских больницах не было, и маму привезли обратно домой. Ей становилось все хуже и хуже. И только после того, как подключился главврач поликлиники, маму забрали в больницу. В первые дни было улучшение, а потом резко все пошло вниз, она лежала в кислородной маске, почти ничего не ела. Ждали, когда освободится место в реанимации… Ее подключили к ИВЛ. Как мне потом рассказали врачи, за два дня до смерти она очнулась, поела сама, а потом все закончилось. Не выдержало сердце. Положительный результат теста, который у нее взяли в первый день госпитализации, пришел через месяц, в день смерти моей мамы.

Похоронили Ольгу Григоренко на малой родине - в Калининграде.

Семья ученых, офтальмологов, интеллигентов - петербуржцев. Семья, где каждый день был наполнен любовью к единственному сыну. И от этого горечь трагедии невыносима. Не должно родителям хоронить своих детей. Вирус убил не только Диму. Он убил что-то большое и доброе, что было в этом мире с нами, и чего теперь нет.

Дмитрий из семьи потомственных врачей. С выбором профессии все было понятно с самого детства. Нужно было только определиться со специализацией. Так было принято решение пойти по стопам мамы, врача-офтальмолога, доцента Первого меда.

Жизнелюбивый, с огромным добрым сердцем, никогда не унывающий, он сразу становился центром любой компании.

- Мы познакомились с ним несколько лет назад когда он приехал учиться в Сан-Франциско своему врачебному делу в местной офтальмологической клинике, - вспоминает Антон Астраханцев. - Мы как-то сразу с ним подружились, днями напролёт тусовались вдвоём и в компании, откровенно обсуждали всякие разные темы, узнавали друг друга лучше. Чем старше, тем сложнее заводить настоящих друзей, но Доктор умел дружить - это редкий талант в наши дни. Через год он вернулся обратно в свой родной Питер. Мы поддерживали связь, пару раз ездили в гости друг к другу, делились новостями, радовались своим большим и маленьким достижениям. Дима завёл собаку - корги, сделал стремительную медицинскую карьеру, построил домик в Ленобласти с прудом и вот-вот собирался жениться.

Как вспоминают коллеги, пациенты боготворили своего молодого одаренного врача. После его смерти к портрету Дмитрия Ярового на петербургской Стене памяти медиков стали приносить цветы горожане, которым он сохранил зрение.

– Диму невозможно было не любить, – рассказывает одна из них Наталья Васильева, – неординарный, яркий, добрый, чуткий. Несмотря на то, что совсем молодой, он талантливо выполнял сложнейшие операции на глазах! И никогда не забывал о своих больных. Интересовался их состоянием.

Казалось, ему все давалось легко. Эрудит, с огромным человеческим обаянием, он влюблял в себя людей. Дмитрию Яровому даже завидовали по-доброму. Его стремительной карьере, высокому профессионализму, успехам в работе, путешествиям по всему миру, выступлениям на международных конференциях. Поэтому, когда он заболел, многие поначалу не восприняли эту новость серьезно: молодой, здоровый мужчина, никакой ковид не страшен.

- Когда началась эпидемия ковида, то мы шутили, запасались антисептиком, но как-то особо всерьёз это всё не воспринимали, - рассказывает друг Антон Астраханцев.- Потом больницу Димы перепрофилировали под ковидный стационар. Там он работал, лечил людей до последнего. Там же скорее всего, как он выразился, «ковиднулся знатненько». Последний раз мы говорили, когда его уже положили в больницу. На мой вопрос «Док, как ты там? Выздоравливаешь?» ответил: «Меееедленно». Я был уверен, что Дима обязательно поправится, думал: молодой, здоровый - да у него вся жизнь (и ещё какая!) впереди.

Но Дмитрию стало резко хуже, его перевели на ИВЛ. Сутки, и его не стало.

Александр, с детства видя перед собой пример родного дяди — военного врача, мечтал учиться только в Военно-Медицинской академии. И мечта сбылась.

- Саша поступил в Академию, несмотря на конкурс 40 человек на место, - рассказывает Людмила Плужник. - На четвертом курсе мы поженились, а после выпуска Саша получил распределение на Дальний Восток. Туда мы и уехали. В военной части Саша сам отремонтировал медпункт — электрику, крышу. У него были золотые руки и золотая голова.

Это были 90-е годы, когда в армии процветала дедовщина, офицерам платили копейки. Первое, что спрашивал доктор Плужник у любого солдата, поступающего в санчасть: «Тебя били?». Он спас тогда немало жизней, профессионально ставя диагнозы. За время его службы не умер ни один солдат.

Спустя годы семья вернулась в Петербург. В 38 лет Александр Плужник уволился в запас и потом уже работал врачом- участковым в поликлинике.

- Он помогал всем, никому не отказывал. Обращались все — близкие, дальние, знакомые знакомых, совершенно посторонние люди. Он ставил правильные диагнозы, я не помню, чтобы он когда-нибудь ошибся, - говорит Людмила. - Местная скорая помощь знала, что если Плужник вызвал, надо немедленно ехать — будет стопроцентно подтвержденный диагноз.

Во время пандемии доктор Плужник работал на двух участках. Еще 25 мая ходил по квартирным вызовам, а на следующий день у него резко подскочила температура.

- Он военный врач, и понимал, насколько опасна эпидемия. Но, как настоящий военный, с передовой не уходил, - рассказывает Людмила. - Он не курил, не пил, занимался спортом, был здоров всегда. Поэтому еще все мы надеялись, что он справится с болезнью. Саша даже помнил этого пациента, от которого заразился. Человек кашлял и был без маски. «Что же вы без маски?», - еще попенял ему Саша. На что тот в ответ возмутился: «У меня ковида нет». А потом ему пришли анализы с подтвержденным коронавирусом.

31 мая Александра Плужника в тяжелом состоянии госпитализировали в Военно-Медицинскую академию — помогли бывшие однокашники.

- Его друзья, военные врачи, больше месяца боролись за папину жизнь, дважды подключали к ИВЛ, - рассказывает дочь Александра Плужника Мария. - Наша семья очень признательна им за помощь. На свои личные средства они купили дорогое лекарство, съездили за ним в Финляндию, и папе стало легче. Но потом оторвался тромб от легкого. Его даже готовили к трансплантации легких. Но спасти папу не получилось.

«Саша остается для нас человеком безграничной преданности своей профессии, милосердия и мудрости. Мы запомним его неуемную энергию, жизнерадостность, высокие душевные и этические качества, – скажут коллеги после его смерти. - Он был душой отделения…».

Александр жил с собакой и кошками в съемном доме и каждый месяц отсылал немалую часть зарплаты родителям в родную Одессу.

- Он был их единственным сыном, - говорит Мария. - Сейчас дедушке и бабушке помогаем мы. Папа строил планы, хотел купить в ипотеку квартиру… Новую машину. Но знаете, незадолго до смерти он сказал мне: «Дайте мне пожить для себя. Отдохнуть». Он сильно устал, вымотался. А потом он заболел...

Похоронили Александра Плужника на Новоколпинском кладбище. Родным не разрешили даже приблизиться к гробу, потребовав соблюдать дистанцию. Вот так, на расстоянии, они наблюдали за тем, как гроб с их любимым человеком посыпают белым порошком, а потом опускают в могилу. Маша тогда сказала маме: «Я не верю, что там мой папа. Я верю, что он начал новую жизнь и уехал в другую страну».

Вячеслав Иванович очень любил Петербург.

- Ходили в театры и музеи, часто Славик брал меня за руку и вел по городу, - рассказывает Мария Васильевна. - Вот так за ручку и гуляли. Мы все время вместе были, я его после работы встречала, стол всегда накрыт, столько планов еще было… Квартиру только что купили, Вячеслав Иванович успел сделать в ней ремонт, а вот въехали в нее в августе уже мы вдвоем с сыном, без нашего папы. Сейчас я уже не гуляю, не готовлю ничего — не для кого.

«Мне нужно еще несколько лет поработать, чтобы довести ребенка до ума, - говорил своим друзьям Вячеслав Кобылецкий. - Я так устал, но мне нужно несколько лет...».

У Вячеслава Ивановича два сына. У старшего своя семья, дети, он давно живет самостоятельно. А вот младшему сыну - студенту требовалась отцовская поддержка. Но ковид не дал осуществить задуманные планы.

Это был высокий красивый мужчина, щедро одаренный природой. Еще с молодости занимался мануальной терапией. До сих пор родным звонят пациенты со всей страны, оплакивают любимого доктора.

- Очень жалостливый, никому не мог отказать, любой звонок и он тут же бежал на помощь. Белый халат всегда был наготове, - говорит Мария Васильевна.

Во время пандемии был особенно тяжелый период, когда Кобылецкий практически не выходил из больницы. Пациенты с пневмониями шли сплошным потоком. После очередных дежурных суток Вячеслав Иванович почувствовал себя плохо. Сильно поднялась температура, но по весу он не проходил в больничный компьютерный томограф. Кобылецкий махнул рукой и уехал домой, мол, отлежусь. Но близкие настояли на том, чтобы скорая помощь все-таки отвезла его на КТ, там диагностировали ковидную пневмонию, после чего Вячеслава Ивановича госпитализировали в больницу № 15.

- Мы его в реанимацию, а он говорит «Не хочу», - рассказывают коллеги. - Пошел нехотя, бледный, задыхался уже. Впал в кому буквально через двое суток, месяц на «трубе», перед смертью пришел в себя и… все.

Все три недели, что Вячеслав Иванович находился в реанимации на ИВЛ, Мария Васильевна не выходила из дома. «Я чувствовала его дыхание, - говорит она.- Я все ждала, что Славик откроет глаза. Ждала, что придет домой».

После окончания Первого меда Лариса Веселаго вышла замуж, родился единственный сын Алексей. Параллельно она окончила ординатуру в НИИ скорой помощи им. Джанелидзе, и осталась здесь уже на долгие годы.

Она была умным, чутким, неравнодушным врачом. К фотографии Ларисы Веселаго на петербургской Стене памяти медиков, погибших от коронавируса (стихийный народный мемориал на Малой Садовой), приносят цветы и записки со словами благодарности пациенток, которым она спасла жизнь и подарила счастье материнства.

- В 1992 году я ждала ребенка, но случилась трагедия — беременность замерла на большом сроке, - рассказывает Елена Курбатова. - Попала в стационар, в руки Ларисы Михайловны. Благодаря ее знаниям и умениям все закончилось для меня относительно благополучно — я осталась жива. После выписки из стационара мы поддерживали связь, и она вела меня к следующей беременности. Хотя в моей женской консультации сказали, что шансов забеременеть и выносить ребенка нет. Но благодаря профессионализму Ларисы Веселаго в августе 1993 года практически без проблем родила здоровую дочь! Сейчас ей 27 лет, и это мое женское счастье, за которое я всю жизнь буду благодарна Ларисе Михайловне...

- Таких историй в ее практике наберется немало, - говорит Катерина. - Работа была неразрывно связана с ее жизнью. Мы никогда не говорили о том, чтобы Лариса Михайловна оставила работу, ушла на пенсию и занималась бы только внуками, потому что понимали — это невозможно. Хотя внуков она обожала, баловала. Очень хотела внучку, ей сейчас уже 18 лет, так случилось, что Лариса Михайловна даже присутствовала на моих первых родах.

Четыре года назад умер от рака муж, Лариса Михайловна жила одна. Но одиночества в ее жизни не было. Выставки, театры, салоны красоты, спортзал, путешествия, друзья. Это была очень активная, жизнелюбивая женщина, которая не думала о смерти ни одной секунды, говорят родные. Последняя поездка была запланировала в Будапешт в начале апреля, но из-за карантина все планы пришлось отменить.

Когда в Италии началась вспышка COVID-19, Лариса Веселаго обсуждала вирус с подругой, врачом Мариной Горячёвой: «Мы говорили о коронавирусной инфекции с большим оптимизмом. Что всё будет хорошо, что мы выдержим! Что всё пройдет гладко. Будем в защите ходить, соблюдать все правила дезинфекции... Ну что делать, если придётся с инфекцией столкнуться? Будем просто работать! — думали мы тогда. И вот такая беда случилась».

Весной 2020 года НИИ скорой помощи им. Джанелидзе считался условно чистым, его не перепрофилировали «под ковид». Сотрудники отделения, в котором работала Лариса Веселаго, сами скидывались на покупку респираторов. Лариса Михайловна, несмотря на преклонный возраст по-прежнему выходила на дежурство.

Отсчет ее болезни начался 15 апреля. Сначала почувствовала боль в груди и одышку. Участковый доктор поставил диагноз «ОРВИ», состояние немного улучшилось. Затем поднялась температура, еще три дня лечилась дома. Лариса Михайловна сдала тест, но положительный результат пришел только через семь дней, когда она уже была в реанимации Госпиталя для ветеранов войн. Как потом выяснится, более 2/3 легких были уже поражены инфекцией.

- Сгорела за три недели. Она мне позвонила и сказала, что ее переводят в реанимацию, и что это только до утра. Сказала, что телефон забирают. Ее подключили к ИВЛ. И больше мы её не слышали, — говорит Катерина Веселаго.

Родственники не могли похоронить Ларису Михайловну еще три недели. Процедуру захоронения нужно было долго согласовывать в Роспотребнадзоре. В итоге урну с прахом похоронили в семейной могиле на Волковском кладбище — рядом с мужем и родителями.