Вскрывать чужие почтовые ящики и читать чужую переписку, мягко говоря, нехорошо. Однако изредка попадаются «ящики», специально для того и предназначенные. Одним таким без малого десять лет владел Аркадий Аверченко. Получалось как раз хорошо.
И уморительно смешно.
И уморительно смешно.
ТАКИМИ РАССКАЗАМИ И НА ОДНУ БРЮКУ НЕ ЗАРАБОТАЕТЕ
|
Автор:
«Дома все наши смотрят на мои писанья, как на глупость...»
Ave:
«Поверьте, в нашем журнале вы почувствуете себя как дома».
«Дома все наши смотрят на мои писанья, как на глупость...»
Ave:
«Поверьте, в нашем журнале вы почувствуете себя как дома».
1 апреля 1908 года в Петербурге вышел первый номер сатирического журнала «Сатирикон». Новое издание родилось в недрах редакции «Стрекозы» — некогда любимого, но к тому времени уже поднадоевшего читателям юмористического журнала. К июню обе редакции объединились под единым названием и, помимо штатных художников и поэтов «Стрекозы», привлекли к сотрудничеству таких корифеев жанра, как Надежда Тэффи, Саша Чёрный, Александр Куприн, Аркадий Бухов, Василий Князев, Александр Грин... Ну а главной звездой «Сатирикона» стал перебравшийся на берега Невы из Харькова Аркадий Аверченко — редкий номер журнала обходился без рассказов и язвительных фельетонов этого талантливого и плодовитого писателя, признанного читающей публикой «королем смеха».
Журнал «Сатирикон», № 1, 1908. Фрагмент 2-й полосы. Ист. фото — upload.wikimedia.org
Уже с девятого номера «Сатирикона» Аверченко занимает кресло главного редактора «независимого журнала, промышляющего смехом», безжалостно бичующего «все беззакония, ложь и пошлость, которые царят в нашей политической и общественной жизни». В 1913 году в результате конфликта с издателем и возникших финансовых проблем Аверченко принимает решение самостоятельно издавать журнал «Новый Сатирикон». Большая часть старой команды ушла к нему, и вскоре популярность журнала распространилась по всей Российской империи. «НС» продержался на плаву до лета 1918, после чего был запрещен большевиками за контрреволюционную направленность.
Одной из самых читаемых рубрик обоих «Сатириконов» был «Почтовый ящик», курируемый Аверченко. В этой колонке «король смеха», прикрывшись псевдонимом Ave, едко и смачно комментировал получаемые редакцией письма и рукописи, давая безжалостные отповеди графоманам и бездарям. Специально ко Дню дурака «Фонтанка» прошерстила сатириконовский «Почтовый ящик» за разные годы и сделала подборку забавных пикировок Аверченко с посланцами «ногописей» (см. ниже). Предлагаем нашим читателям прочесть, улыбнуться, а отдельным форумчанам (не станем называть святых имен) призадуматься.
Одной из самых читаемых рубрик обоих «Сатириконов» был «Почтовый ящик», курируемый Аверченко. В этой колонке «король смеха», прикрывшись псевдонимом Ave, едко и смачно комментировал получаемые редакцией письма и рукописи, давая безжалостные отповеди графоманам и бездарям. Специально ко Дню дурака «Фонтанка» прошерстила сатириконовский «Почтовый ящик» за разные годы и сделала подборку забавных пикировок Аверченко с посланцами «ногописей» (см. ниже). Предлагаем нашим читателям прочесть, улыбнуться, а отдельным форумчанам (не станем называть святых имен) призадуматься.
Журнал «Новый Сатирикон», № 7, 1913. Фрагмент 15-й полосы с рубрикой «Почтовый ящик». Ист. фото — Новосибирская областная научная библиотека
ИЗ ПОЧТОВОГО ЯЩИКА «САТИРИКОНА»
Автор:
«Получена ли моя рукопись? Не затерялась ли?..»
Ave:
«Если бы затерялась!.. А то получена!!!»
***
Автор:
«Какая из моих вещей вам больше подойдет?..»
Ave:
«Пальто».
***
Автор:
«Брюки на нем были подержанные, а одна брюка была даже с дырой...»
Ave:
«Есть слово — сани. Но это не значит, что одни сани — сани, а половина саней — саня. Такими рассказами, как ваш, и на одну брюку не заработаете».
***
Автор:
«Мои стихи — это не фунт изюму...»
Ave:
«К сожалению».
***
Автор:
«Помню, мама клала к себе на колени и ласковыми тихими руками искала у меня в голове...»
Ave:
«Если она искала там хорошей темы для рассказа, то едва ли ее поиски были успешными».
***
Автор (из Одессы):
«Хочу сотрудничать, присылая корреспонденции. Меня в городе всякая собака знает...»
Ave:
«Рекомендация одесских собак для нашего журнала не обязательна».
***
Автор:
«Глаза его от удивления сделались похожи на два нуля...»
Ave:
«Воображаем, что у него, при этих условиях, было написано на лице».
***
Автор:
«Я мог бы писать у вас и под настоящей фамилией, но боюсь уронить себя...»
Ave:
«Вероятно, ваша мамка сделала это еще раньше вас».
«Получена ли моя рукопись? Не затерялась ли?..»
Ave:
«Если бы затерялась!.. А то получена!!!»
***
Автор:
«Какая из моих вещей вам больше подойдет?..»
Ave:
«Пальто».
***
Автор:
«Брюки на нем были подержанные, а одна брюка была даже с дырой...»
Ave:
«Есть слово — сани. Но это не значит, что одни сани — сани, а половина саней — саня. Такими рассказами, как ваш, и на одну брюку не заработаете».
***
Автор:
«Мои стихи — это не фунт изюму...»
Ave:
«К сожалению».
***
Автор:
«Помню, мама клала к себе на колени и ласковыми тихими руками искала у меня в голове...»
Ave:
«Если она искала там хорошей темы для рассказа, то едва ли ее поиски были успешными».
***
Автор (из Одессы):
«Хочу сотрудничать, присылая корреспонденции. Меня в городе всякая собака знает...»
Ave:
«Рекомендация одесских собак для нашего журнала не обязательна».
***
Автор:
«Глаза его от удивления сделались похожи на два нуля...»
Ave:
«Воображаем, что у него, при этих условиях, было написано на лице».
***
Автор:
«Я мог бы писать у вас и под настоящей фамилией, но боюсь уронить себя...»
Ave:
«Вероятно, ваша мамка сделала это еще раньше вас».
Журнал «Новый Сатирикон», № 22, 1913. Фрагмент 15-й полосы с рубрикой «Почтовый ящик». Ист. фото — Новосибирская областная научная библиотека
Александр Гликберг (Саша Чёрный). Ист. фото — upload.wikimedia.org
Рассказывает Александр Гликберг (Саша Чёрный):
«Почта приносила в "Сатирикон" со всех концов России груды рукописей (вернее сказать, "ногописей"). Оглушительно-нелепые цитаты, смешившие всех в "Почтовом ящике", не сочинялись шутки ради самим редактором, как казалось многим. Сотни и сотни акцизных и почтово-телеграфных графоманов заваливали своими корявыми куплетами и набросками редакционный стол. Аверченко все сам читал, молниеносно процеживал, натыкал несчастных авторов, как жуков, на булавки своего юмора, двумя-тремя словами распластывал на последней странице и хоронил на дне редакционной корзинки...»
Ист. — некролог на смерть А. Т. Аверченко, «Иллюстрированная Россия», Париж, 1925
«Почта приносила в "Сатирикон" со всех концов России груды рукописей (вернее сказать, "ногописей"). Оглушительно-нелепые цитаты, смешившие всех в "Почтовом ящике", не сочинялись шутки ради самим редактором, как казалось многим. Сотни и сотни акцизных и почтово-телеграфных графоманов заваливали своими корявыми куплетами и набросками редакционный стол. Аверченко все сам читал, молниеносно процеживал, натыкал несчастных авторов, как жуков, на булавки своего юмора, двумя-тремя словами распластывал на последней странице и хоронил на дне редакционной корзинки...»
Ист. — некролог на смерть А. Т. Аверченко, «Иллюстрированная Россия», Париж, 1925
ИЗ ПОЧТОВОГО ЯЩИКА «САТИРИКОНА»
Автор:
«Скоро ли вы меня тиснете?..»
Ave:
«Сударыня, оставьте это».
***
Автор:
«Конечно, мечтать о славе у меня руки коротки...»
Ave:
«К сожалению, до письменного стола вы ими достаете».
***
Автор:
«Не нужна ли вашей редакции поэма на взятие Казани Иоанном Грозным?..»
Ave:
«Спохватились!»
***
Автор:
«Поручик смотрел в окно. Перед ним расстилался голый степ...»
Ave:
«Вашу повесть прочли всей редакцией, но одно место так и осталось для нас загадочным. Спрашивается: если степ был голый, то как же поручик не сумел распознать его род?»
***
Автор:
«За гонораром не гонюсь...»
Ave:
«Он за вами тоже».
***
Автор:
«Вдали показались златоглавые главы церквей...»
Ave:
«От вашего стиля у нас началось головокружение головы и сердцебиение сердца».
***
Автор:
«Интересно, что вы сделаете с моим литературным первенцем?..»
Ave:
«Малютка скончался на наших руках, закатив полуслепые глазки».
***
Автор:
«Прошу напечатать, приняв во внимание, что я сижу теперь на шее матери...»
Ave:
«Акробатов не печатаем».
***
Автор:
«Верю в ваше благородство, что вы не напечатаете стихотворение без моего ведома...»
Ave:
«Ну, положим, мы и с вашего ведома не напечатаем».
***
Автор:
«Сидя с Владимиром под деревом, она пылко обняла его...»
Ave:
«Это, может, и было, но только в том случае, если дерево в один обхват, а Владимир не ревнив».
***
Автор:
«Быть может, мне не следует зарывать свой талант?..»
Ave:
«Немедленно высылаем вам лопату».
«Скоро ли вы меня тиснете?..»
Ave:
«Сударыня, оставьте это».
***
Автор:
«Конечно, мечтать о славе у меня руки коротки...»
Ave:
«К сожалению, до письменного стола вы ими достаете».
***
Автор:
«Не нужна ли вашей редакции поэма на взятие Казани Иоанном Грозным?..»
Ave:
«Спохватились!»
***
Автор:
«Поручик смотрел в окно. Перед ним расстилался голый степ...»
Ave:
«Вашу повесть прочли всей редакцией, но одно место так и осталось для нас загадочным. Спрашивается: если степ был голый, то как же поручик не сумел распознать его род?»
***
Автор:
«За гонораром не гонюсь...»
Ave:
«Он за вами тоже».
***
Автор:
«Вдали показались златоглавые главы церквей...»
Ave:
«От вашего стиля у нас началось головокружение головы и сердцебиение сердца».
***
Автор:
«Интересно, что вы сделаете с моим литературным первенцем?..»
Ave:
«Малютка скончался на наших руках, закатив полуслепые глазки».
***
Автор:
«Прошу напечатать, приняв во внимание, что я сижу теперь на шее матери...»
Ave:
«Акробатов не печатаем».
***
Автор:
«Верю в ваше благородство, что вы не напечатаете стихотворение без моего ведома...»
Ave:
«Ну, положим, мы и с вашего ведома не напечатаем».
***
Автор:
«Сидя с Владимиром под деревом, она пылко обняла его...»
Ave:
«Это, может, и было, но только в том случае, если дерево в один обхват, а Владимир не ревнив».
***
Автор:
«Быть может, мне не следует зарывать свой талант?..»
Ave:
«Немедленно высылаем вам лопату».
Начиная с лета 1913-го и вплоть до вынужденного бегства из Петрограда Аверченко жил в знаменитом Толстовском доме (совр. адрес: ул. Рубинштейна, 15–17), в каких-то 5 минутах ходьбы от нынешней редакции «Фонтанки.ру». Ист. фото — из архива Игоря Шушарина
Автор:
«Почему Дума занимается вопросом только о конокрадстве, оставляя в стороне коровокрадство?..»
Ave:
«Да уж, знаете, эта Дума... Мало ли еще темных сторон в жизни русского крестьянина: слонокрадство, бегемотокрадство, уже не говоря об увеличивающейся с каждым годом пропажи страусов».
***
Автор:
«За гонорар я молчу...»
Ave:
«Сообщите, за какой гонорар вы молчите. Если за небольшой, то мы, можем быть, сойдемся».
***
Автор:
«Может быть, моя поэзия выеденного яйца не стоит...»
Ave:
«Не скромничайте! Стоит, ей-богу, стоит!»
***
Автор:
«Я хочу когтей на теле жадных,
Я хочу мучительства, побоев…»
Ave:
«Если вы это серьезно, приезжайте прямо в редакцию. Что сможем — сделаем».
***
Автор:
«Слава не нужна, нужны деньги...»
Ave:
«Чулочки вязать не пробовали?»
***
Автор:
«По бокам броненосца зияли пушки...»
Ave:
«Пушка зиять не может. Не пушкино это дело — зиять».
***
Автор:
«В то время, как Смяткин открывал рот, чтобы закричать, по лестнице раздались шаги и вошла его жена...»
Ave:
«Очевидно, операция открывания Смяткиным рта напоминает по количеству затраченного времени разведение Троицкого моста».
«Почему Дума занимается вопросом только о конокрадстве, оставляя в стороне коровокрадство?..»
Ave:
«Да уж, знаете, эта Дума... Мало ли еще темных сторон в жизни русского крестьянина: слонокрадство, бегемотокрадство, уже не говоря об увеличивающейся с каждым годом пропажи страусов».
***
Автор:
«За гонорар я молчу...»
Ave:
«Сообщите, за какой гонорар вы молчите. Если за небольшой, то мы, можем быть, сойдемся».
***
Автор:
«Может быть, моя поэзия выеденного яйца не стоит...»
Ave:
«Не скромничайте! Стоит, ей-богу, стоит!»
***
Автор:
«Я хочу когтей на теле жадных,
Я хочу мучительства, побоев…»
Ave:
«Если вы это серьезно, приезжайте прямо в редакцию. Что сможем — сделаем».
***
Автор:
«Слава не нужна, нужны деньги...»
Ave:
«Чулочки вязать не пробовали?»
***
Автор:
«По бокам броненосца зияли пушки...»
Ave:
«Пушка зиять не может. Не пушкино это дело — зиять».
***
Автор:
«В то время, как Смяткин открывал рот, чтобы закричать, по лестнице раздались шаги и вошла его жена...»
Ave:
«Очевидно, операция открывания Смяткиным рта напоминает по количеству затраченного времени разведение Троицкого моста».
Журнал «Новый Сатирикон», № 46, 1916. Фрагмент 10-й полосы с письмом обиженного на «НС» челябинского уездного исправника. Скан: Государственная публичная библиотека в Ленинграде. Ист. фото — ru.wikisource.org
Никита Богословский. Ист. фото — upload.wikimedia.org
Рассказывает Никита Богословский:
«Я поначалу думал, что эти идиотские цитаты были придуманы сотрудниками редакции, чтобы лишний раз Аверченко смог блеснуть своим остроумием, но бывшие сотрудники журнала — литераторы А. Бухов, А. Флит, Б. Жиркович (Ив. Прутков), Г. Ландау, М. Пустынин и художники А. Радаков, А. Юнгер, Н. Радлов — заверяли меня, что Аверченко для своих ответов отбирал цитаты из подлинной, присылаемой в редакцию макулатуры. Любопытно отметить, что в клиенты "Почтового ящика" иногда попадали авторы, впоследствии сделавшиеся талантливыми профессиональными писателями, например Мариэтта Шагинян (за сборник стихов), Валентин Катаев и С. Маршак (тоже за присланные юношеские стихи)...»
Ист. — Н. Богословский. «Что было и чего не было, и кое-что еще...» М., 2000
«Я поначалу думал, что эти идиотские цитаты были придуманы сотрудниками редакции, чтобы лишний раз Аверченко смог блеснуть своим остроумием, но бывшие сотрудники журнала — литераторы А. Бухов, А. Флит, Б. Жиркович (Ив. Прутков), Г. Ландау, М. Пустынин и художники А. Радаков, А. Юнгер, Н. Радлов — заверяли меня, что Аверченко для своих ответов отбирал цитаты из подлинной, присылаемой в редакцию макулатуры. Любопытно отметить, что в клиенты "Почтового ящика" иногда попадали авторы, впоследствии сделавшиеся талантливыми профессиональными писателями, например Мариэтта Шагинян (за сборник стихов), Валентин Катаев и С. Маршак (тоже за присланные юношеские стихи)...»
Ист. — Н. Богословский. «Что было и чего не было, и кое-что еще...» М., 2000
Автор:
«Проснулся Китай, этот желтый кошмар,
Мы кричим: «караул» и спасите»!..»
Ave:
«А вы не кричите. Конечно, если кричать, всякий проснется. И не нужно трусить, а то так струсили, что даже марку на письмо приклеить забыли».
***
Автор:
«Может быть, моя голова и руки пригодятся вашему журналу?..»
Ave:
«Ответ можно дать только по получении. Высылайте в спирту».
***
Автор:
«Из глаз ея хлынуло что-то мокрое...»
Ave:
«Действительно, что бы это такое было, чорт возьми? Вот загвоздка-то».
***
Автор:
«Курсистка Таня шаловливо замахала носиком...»
Ave:
«Кроме самки слона, ни одной девушке этот трюк до сих пор не удавался».
***
Автор:
«Целый день болтает Дума,
А до дела все нейдет...»
Ave:
«Какая унылая беспросветная жизнь в России: плохая Дума, дубовые стихи... И серый дождь тоскливо льет в окна... Автор! Не надо стихов!»
«Проснулся Китай, этот желтый кошмар,
Мы кричим: «караул» и спасите»!..»
Ave:
«А вы не кричите. Конечно, если кричать, всякий проснется. И не нужно трусить, а то так струсили, что даже марку на письмо приклеить забыли».
***
Автор:
«Может быть, моя голова и руки пригодятся вашему журналу?..»
Ave:
«Ответ можно дать только по получении. Высылайте в спирту».
***
Автор:
«Из глаз ея хлынуло что-то мокрое...»
Ave:
«Действительно, что бы это такое было, чорт возьми? Вот загвоздка-то».
***
Автор:
«Курсистка Таня шаловливо замахала носиком...»
Ave:
«Кроме самки слона, ни одной девушке этот трюк до сих пор не удавался».
***
Автор:
«Целый день болтает Дума,
А до дела все нейдет...»
Ave:
«Какая унылая беспросветная жизнь в России: плохая Дума, дубовые стихи... И серый дождь тоскливо льет в окна... Автор! Не надо стихов!»
После октября 1917-го номера «Нового Сатирикона» запестрели ерническими выпадами в адрес большевиков. Ист. фото — из архива Игоря Шушарина
Ave:
ОДЕССА. М. ФИТИЛЁВУ: «Ваши стихи оказались в положении младенца Моисея, которого нашла на берегу моря египетская царевна: они тоже лежат в корзине».
Ave:
МОСКВА. ХОМЯКОВУ: «Ваш рассказ "Нога" получили. Ноги Вашей не будет в нашем журнале».
Ave:
МОРШАНСК. АПОЛЛОНУ МИХАЙЛОВУ: «Еще в бурку ваш горец может запахнуться, но въехать в кунак он не мог. Кунак, по кавказской терминологии, — друг, а не место, куда можно въезжать. Для этого существуют аулы. Точно так же саксаул никогда не выбирается начальником аула. Если вы пьете нарзан — этого еще мало для того, чтобы браться за кавказские темы».
Ave:
МОРШАНСК. ЛЮБЕЗНОВУ: «Когда мы бросили Ваше стихотворение в корзину, чье-то чужое стихотворение, безропотно лежавшее там два часа, возмутилось, плюнуло и убежало! Слушая его удаляющиеся шаги, мы в душе не могли не признать, что оно право. Не надо писать!»
ОДЕССА. М. ФИТИЛЁВУ: «Ваши стихи оказались в положении младенца Моисея, которого нашла на берегу моря египетская царевна: они тоже лежат в корзине».
Ave:
МОСКВА. ХОМЯКОВУ: «Ваш рассказ "Нога" получили. Ноги Вашей не будет в нашем журнале».
Ave:
МОРШАНСК. АПОЛЛОНУ МИХАЙЛОВУ: «Еще в бурку ваш горец может запахнуться, но въехать в кунак он не мог. Кунак, по кавказской терминологии, — друг, а не место, куда можно въезжать. Для этого существуют аулы. Точно так же саксаул никогда не выбирается начальником аула. Если вы пьете нарзан — этого еще мало для того, чтобы браться за кавказские темы».
Ave:
МОРШАНСК. ЛЮБЕЗНОВУ: «Когда мы бросили Ваше стихотворение в корзину, чье-то чужое стихотворение, безропотно лежавшее там два часа, возмутилось, плюнуло и убежало! Слушая его удаляющиеся шаги, мы в душе не могли не признать, что оно право. Не надо писать!»
В сатириконовских почтовых ящиках рылся Игорь Шушарин.
Март 2021 г. © Фонтанка.ру