«Стоп!» – из грязно-черной, с запахом смога и пряностей, тегеранской ночи вынырнул, визжа тормозами, «пыжик» такого же неопределенного цвета. «Стоп, стоп!» Из Peugeot 206 выскочили три человека, которые на улицах Питера сошли бы за посетителей крафтовых баров. У одного – зачес, у второго – прическа как у Варламова или Анжелы Дэвис, а третий – лысый и неприметный. Светят в лицо мобильным телефоном, кричат на плохом английском и протягивают удостоверения.
– Журналист?
– Турист! Вы – полиция, мухабарат? – на автомате вспоминаю неуместное здесь арабское слово.
– Да. И это просто проверка. Ваш паспорт, пожалуйста. Не волнуйтесь.
– Понимаю, понимаю. Мне звонить в посольство?
– Нет-нет, это стандартная процедура. В городе было неспокойно, и мы волнуемся о вашей безопасности.
– Кто-то погиб? Мне что-то угрожает?
– Нет. В Тегеране тихо. Были проправительственные выступления.
Через полчаса вместо одной машины в узком тегеранском переулке набилось четыре. Никто ничего не объяснял, но все очень вежливо просили «не волноваться». Волосатый даже сказал что-то вроде «Don't worry, be happy». Звонили куда-то, пока не загремел рев мотоциклов, и нас не обступили с дюжину человек бородатых, в камуфляже, балаклавах и с шевронами КСИР (Корпуса Стражей Исламской революции).
– Документы!
– Уже показывал.
– Можно сфотографировать?
– Конечно.
– (В сторону, на фарси.) У него сирийская виза… Две!
– Вы были в Сирии?
– Да.
– Что вы там делали?
– Работал.
– Как?
– Снимал, как Иран и Россия помогают сирийскому народу уничтожать террористов.
– Доказательства?
– В Интернете наберите мою фамилию. Снимал «Хизбаллу» под Аль-Хадером и «Фатимьюн» под Алеппо («Хизбалла» и «Фатимьюн» – шиитские вооруженные формирования, воюющие в Сирии на стороне правительства. – Прим. ред.). Но здесь я как турист, блогер. У меня и камеры-то нет.
– Спасибо. Вы свободны. Добро пожаловать в Иран!
Общий хохот. Кто-то говорит «водка». Кто-то предлагает арак – наверное, в шутку. Кто-то еще раз фотографирует паспорт, все страницы подряд. Каждый стремится пожать руку. И через минуту кавалькада растворяется в пахучей иранской ночи.
А в центре Тегерана ночью мы еще выпьем. На причастии – в русском храме святого Николая на Рождество.