Каким должен быть «Блокадный архипелаг»: Мнения экспертов
«Мы сами натворили это со своей историей»
Ольга Прутт, руководитель музея «А музы не молчали…»:
— Два года назад в Музее обороны и блокады Ленинграда проводили семинар о будущем этого музея. Мы много спорили, сравнивали петербургские примеры с другими музеями войны, холокоста. И я тогда сказала первый раз то, что волновало меня всегда: «Со времени блокады прошли годы, и сам город стал музеем.
Каждая улица, река, канал, школа, детский сад, обычный жилой дом, парки, набережные, кладбища — это всё следы жизни блокадного города. И чем больше мы будем ставить мемориальных досок, памятных знаков, указателей о событиях блокады, чем больше мы будем помогать маленьким музеям, которые образовались в разных учреждениях, тем лучше заработает эта идея».
— Два года назад в Музее обороны и блокады Ленинграда проводили семинар о будущем этого музея. Мы много спорили, сравнивали петербургские примеры с другими музеями войны, холокоста. И я тогда сказала первый раз то, что волновало меня всегда: «Со времени блокады прошли годы, и сам город стал музеем.
Каждая улица, река, канал, школа, детский сад, обычный жилой дом, парки, набережные, кладбища — это всё следы жизни блокадного города. И чем больше мы будем ставить мемориальных досок, памятных знаков, указателей о событиях блокады, чем больше мы будем помогать маленьким музеям, которые образовались в разных учреждениях, тем лучше заработает эта идея».
Ольга Прутт, руководитель музея «А музы не молчали…»
фото из личного архива
Весь город находился под бомбежками, страдал от голода и холода. Город как защитник, помощник, поддержка — один из основных мотивов дневников и воспоминаний жителей. В Петербурге есть серия знаков о высоте воды во время наводнений. Ты ходишь по городу, видишь эти знаки. Становишься, измеряешь эту воду — ноябрь 1824 года. Происходит актуализация. Ты попадаешь в тот город и ощущаешь его трагедию... Как бились мы вместе с ветеранами над тем, чтобы на Большом зале Филармонии, где 9 августа 1942 года впервые исполнялась «Седьмая симфония», была установлена мемориальная доска. В вестибюле зала в тот день стоял пулемёт. Город был готов ко всему, к любым провокациям.
Город-музей формировался вопреки, а не благодаря. Вопреки «ленинградскому делу», вопреки тому, что не было музея в Соляном переулке, город сохранил свою память. Мы сами натворили это с нашей историей. Мы сами уничтожили Музей блокады. А теперь — вот уже в третий раз — думаем, как открывать его вновь, как собирать экспонаты. Мы сами уничтожаем память о блокаде. Сейчас она живёт даже не в большей части горожан. Только в тех, у кого были хорошие учителя, кто читает книги, у кого были родные и близкие, пережившие блокаду.
Многие люди, приезжающие в Петербург, не знают о блокаде. И уж тем более не знают о ней иностранцы. Хотя есть факты, которые стали всемирно известными, как, например, Шостакович и его «Седьмая симфония». Но есть очень многое другое. Книги, концерты, судьбы художников, которые в таких условиях создавали удивительные произведения и сами спасались этим. Но это интересует уже меньший круг людей. Мы сделали выставку о том, как в 1943 году, 27 мая, при жесточайших обстрелах в Ленинграде ярко, полноценно отмечали 240-летие города. Кто об этом знает, кто помнит? Историки почти не пишут об этом. А юбилей отмечался даже в тех городах, куда были вывезены ленинградцы.
Когда Михаил Борисович Пиотровский сказал об архипелаге блокады, я задумалась ещё об одной вещи. Ведь это отправляет нас мыслями к «Архипелагу ГУЛАГ» Солженицына. Блокада — это боль, ужас, выживание и в то же время сопротивление насилию вопреки всему.
«Здесь взорвался снаряд», «Здесь была булочная», «Эта библиотека работала всю блокаду» — такие знаки должны появиться в городе. Нужно развивать маленькие музеи, делать их более современными. На все это нужны деньги. Когда-то «Музам…» помог депутат Михаил Никитич Толстой — он выделил 100 тысяч рублей. И мы сделали буклет о музее, в первый раз закупили необходимые папки, коробки, бумагу. Но больше такой помощи не было, и никто не предлагает. Но мы же работаем, вот уже 50 лет. Несмотря ни на что. Принимаем в год более восьми тысяч гостей, консультируем по нашей теме специалистов, журналистов, режиссеров, часто из зарубежных стран. Тема нашего музея уникальна и современна — сопротивление через культуру, поддержка и взаимопомощь. Мало кто знает, что свою «Блокадную книгу» Адамович и Гранин хотели первоначально назвать «Человек рядом».
Так же, как и мы, работают и другие малые блокадные музеи. Чего я боюсь в истории с «блокадным архипелагом» — административного объединения. Боюсь централизации насильственным путем. «Архипелагом» должны заниматься люди, которые любят город и разбираются в вопросе, энтузиасты-музейщики, создавшие такие необыкновенные площадки, часто жертвуя свои деньги, краеведы, градозащитники. Это должны быть люди, которых мы выберем сами. Может быть, Всемирному клубу петербуржцев и Союзу музеев России стоит подключиться. А вот чего никак нельзя допустить — чтобы этой историей занимались люди, просто назначенные на пост, лишь по долгу службы.
Город-музей формировался вопреки, а не благодаря. Вопреки «ленинградскому делу», вопреки тому, что не было музея в Соляном переулке, город сохранил свою память. Мы сами натворили это с нашей историей. Мы сами уничтожили Музей блокады. А теперь — вот уже в третий раз — думаем, как открывать его вновь, как собирать экспонаты. Мы сами уничтожаем память о блокаде. Сейчас она живёт даже не в большей части горожан. Только в тех, у кого были хорошие учителя, кто читает книги, у кого были родные и близкие, пережившие блокаду.
Многие люди, приезжающие в Петербург, не знают о блокаде. И уж тем более не знают о ней иностранцы. Хотя есть факты, которые стали всемирно известными, как, например, Шостакович и его «Седьмая симфония». Но есть очень многое другое. Книги, концерты, судьбы художников, которые в таких условиях создавали удивительные произведения и сами спасались этим. Но это интересует уже меньший круг людей. Мы сделали выставку о том, как в 1943 году, 27 мая, при жесточайших обстрелах в Ленинграде ярко, полноценно отмечали 240-летие города. Кто об этом знает, кто помнит? Историки почти не пишут об этом. А юбилей отмечался даже в тех городах, куда были вывезены ленинградцы.
Когда Михаил Борисович Пиотровский сказал об архипелаге блокады, я задумалась ещё об одной вещи. Ведь это отправляет нас мыслями к «Архипелагу ГУЛАГ» Солженицына. Блокада — это боль, ужас, выживание и в то же время сопротивление насилию вопреки всему.
«Здесь взорвался снаряд», «Здесь была булочная», «Эта библиотека работала всю блокаду» — такие знаки должны появиться в городе. Нужно развивать маленькие музеи, делать их более современными. На все это нужны деньги. Когда-то «Музам…» помог депутат Михаил Никитич Толстой — он выделил 100 тысяч рублей. И мы сделали буклет о музее, в первый раз закупили необходимые папки, коробки, бумагу. Но больше такой помощи не было, и никто не предлагает. Но мы же работаем, вот уже 50 лет. Несмотря ни на что. Принимаем в год более восьми тысяч гостей, консультируем по нашей теме специалистов, журналистов, режиссеров, часто из зарубежных стран. Тема нашего музея уникальна и современна — сопротивление через культуру, поддержка и взаимопомощь. Мало кто знает, что свою «Блокадную книгу» Адамович и Гранин хотели первоначально назвать «Человек рядом».
Так же, как и мы, работают и другие малые блокадные музеи. Чего я боюсь в истории с «блокадным архипелагом» — административного объединения. Боюсь централизации насильственным путем. «Архипелагом» должны заниматься люди, которые любят город и разбираются в вопросе, энтузиасты-музейщики, создавшие такие необыкновенные площадки, часто жертвуя свои деньги, краеведы, градозащитники. Это должны быть люди, которых мы выберем сами. Может быть, Всемирному клубу петербуржцев и Союзу музеев России стоит подключиться. А вот чего никак нельзя допустить — чтобы этой историей занимались люди, просто назначенные на пост, лишь по долгу службы.
«"Острова" пока разрознены, а многие и не выявлены»
Никита Ломагин, доктор исторических наук, профессор ЕУСПб, автор книг «Ленинград в блокаде», «Неизвестная блокада», председатель экспертного совета по созданию Музейно-выставочного комплекса обороны и блокады Ленинграда:
— «Архипелаг блокадных музеев» — емкая и удачная метафора. В том, что это совокупность «островов», есть положительные моменты — каждый памятник самоценен, не происходит «огосударствления» памяти, есть возможность говорить об отдельных явлениях (как, например, в музее «А музы не молчали…»). Но эти «острова» пока разрозненны, а многие и не выявлены.
Сейчас в рассказе о блокаде доминирует тема трагедии, мемориальных кладбищ, и в этом, кстати, есть возможность диалога общества с Русской православной церковью, — пока мы живем большей частью в советском восприятии той же Пискаревки. Но если говорить о городе борющемся, сколько вы знаете музеев, рассказывающих о ленинградской промышленности в годы войны? А в городе работало более 200 крупных предприятий!
«Острова» — это и госпитали, и гостиница «Октябрьская», где был разведотдел. У нас несколько десятков Героев Советского Союза и полных кавалеров ордена Славы: есть улицы, носящие их имена, школы, где они учились, — это тоже места памяти.
— «Архипелаг блокадных музеев» — емкая и удачная метафора. В том, что это совокупность «островов», есть положительные моменты — каждый памятник самоценен, не происходит «огосударствления» памяти, есть возможность говорить об отдельных явлениях (как, например, в музее «А музы не молчали…»). Но эти «острова» пока разрозненны, а многие и не выявлены.
Сейчас в рассказе о блокаде доминирует тема трагедии, мемориальных кладбищ, и в этом, кстати, есть возможность диалога общества с Русской православной церковью, — пока мы живем большей частью в советском восприятии той же Пискаревки. Но если говорить о городе борющемся, сколько вы знаете музеев, рассказывающих о ленинградской промышленности в годы войны? А в городе работало более 200 крупных предприятий!
«Острова» — это и госпитали, и гостиница «Октябрьская», где был разведотдел. У нас несколько десятков Героев Советского Союза и полных кавалеров ордена Славы: есть улицы, носящие их имена, школы, где они учились, — это тоже места памяти.
Никита Ломагин, доктор исторических наук, профессор ЕУСПб
Фото Софьи Разумовской (Европейский университет в Санкт-Петербурге)
Большинство музеев начинает свой рассказ с 8 сентября, но надо рассказывать и о том, почему блокада произошла. Очевидно, если бы журналисты знали, какую судьбу нацисты готовили ленинградцам, то не проводили бы опрос «Нужно ли было сдать Ленинград?».
Надо рассказывать о внимании к Ленинграду со стороны союзников: судьба антигитлеровской коалиции во многом зависела от того, удастся ли отстоять наш город, а потом и Москву. Надо говорить о тех, кто во время войны был незаконно репрессирован. Отдельная тема касается инноваций: посмотрите на лавину предложений, поступавших в военные и партийные органы в первую блокадную зиму, — об оптимизации работы транспорта, о производстве заменителей продовольствия и крови.
Мы, говоря о блокаде, как правило, не выходим «за пределы города», но было партизанское движение Ленинградской области. Или такой сюжет, как эвакуация: в Перми возник балет, потому что туда эвакуировали Кировский театр, филологи — поехали в Сибирь, в Челябинске работали наши танкостроители. Таких примеров множество, но знания о них весьма разрозненны.
Сейчас обсуждается проект создания музейного пространства на бывшем Левашовском хлебозаводе. Инициатива идет «снизу» и может представлять ту память, которая идет от блокадников и их потомков, от историков, а не от государственных институтов. А комплекс, который должен появиться на Смольной набережной (Музейно-выставочный комплекс «Оборона и блокада Ленинграда» — Прим. ред.) должен объединить знания, сконцентрированные на разных «островах», и это должны быть связи горизонтальные. Серьезная сложность — в том, как совместить поддержку со стороны государства и вот это «движение снизу». Власти могут не нравиться некоторые сюжеты, но я верю в диалог и чувство меры.
Мне кажется, при современном развитии информационных технологий должна быть единая электронная база данных о битве за Ленинград, о блокаде, должна быть возможность виртуальных экскурсий. Музей обороны и блокады в Соляном переулке может и должен оставаться духовным лидером нашей памяти о блокаде, «музеем музея о блокаде» — того, первого, который возник еще в военное время и работал после войны. В других музеях можно чаще организовывать временные выставки. У нас есть желание в рамках Музейно-выставочного комплекса создать «Институт памяти», НИИ, который занимался бы историей обороны и блокады: раньше этим занимались исследователи Института истории партии, Ленинградского отделения Института истории Академии наук, ученые ленинградских вузов, а сейчас мы фактически теряем ленинградскую школу историков блокады.
При этом история Великой Отечественной стала для нас главным событием ХХ века, оттеснив революцию. И на международном уровне неизвестность этой темы преодолевается: ленинградская эпопея — и самая продолжительная битва Второй мировой, и самая жертвенная. Она повлияла на развитие международного гуманитарного права: сейчас использование голода как средства ведения войны запрещено.
«Архипелаг» все равно «архипелагом» и останется. Наша задача — наладить между «островами» коммуникацию. В том числе и для того, чтобы посетители получили навигатор, помогающий в этих «островах» ориентироваться. Важно не количество музеев. Важен повод поставить себя на место человека в блокаде — подростка, рабочего, девушки-донора: а смог бы я поступить так, как они?
Надо рассказывать о внимании к Ленинграду со стороны союзников: судьба антигитлеровской коалиции во многом зависела от того, удастся ли отстоять наш город, а потом и Москву. Надо говорить о тех, кто во время войны был незаконно репрессирован. Отдельная тема касается инноваций: посмотрите на лавину предложений, поступавших в военные и партийные органы в первую блокадную зиму, — об оптимизации работы транспорта, о производстве заменителей продовольствия и крови.
Мы, говоря о блокаде, как правило, не выходим «за пределы города», но было партизанское движение Ленинградской области. Или такой сюжет, как эвакуация: в Перми возник балет, потому что туда эвакуировали Кировский театр, филологи — поехали в Сибирь, в Челябинске работали наши танкостроители. Таких примеров множество, но знания о них весьма разрозненны.
Сейчас обсуждается проект создания музейного пространства на бывшем Левашовском хлебозаводе. Инициатива идет «снизу» и может представлять ту память, которая идет от блокадников и их потомков, от историков, а не от государственных институтов. А комплекс, который должен появиться на Смольной набережной (Музейно-выставочный комплекс «Оборона и блокада Ленинграда» — Прим. ред.) должен объединить знания, сконцентрированные на разных «островах», и это должны быть связи горизонтальные. Серьезная сложность — в том, как совместить поддержку со стороны государства и вот это «движение снизу». Власти могут не нравиться некоторые сюжеты, но я верю в диалог и чувство меры.
Мне кажется, при современном развитии информационных технологий должна быть единая электронная база данных о битве за Ленинград, о блокаде, должна быть возможность виртуальных экскурсий. Музей обороны и блокады в Соляном переулке может и должен оставаться духовным лидером нашей памяти о блокаде, «музеем музея о блокаде» — того, первого, который возник еще в военное время и работал после войны. В других музеях можно чаще организовывать временные выставки. У нас есть желание в рамках Музейно-выставочного комплекса создать «Институт памяти», НИИ, который занимался бы историей обороны и блокады: раньше этим занимались исследователи Института истории партии, Ленинградского отделения Института истории Академии наук, ученые ленинградских вузов, а сейчас мы фактически теряем ленинградскую школу историков блокады.
При этом история Великой Отечественной стала для нас главным событием ХХ века, оттеснив революцию. И на международном уровне неизвестность этой темы преодолевается: ленинградская эпопея — и самая продолжительная битва Второй мировой, и самая жертвенная. Она повлияла на развитие международного гуманитарного права: сейчас использование голода как средства ведения войны запрещено.
«Архипелаг» все равно «архипелагом» и останется. Наша задача — наладить между «островами» коммуникацию. В том числе и для того, чтобы посетители получили навигатор, помогающий в этих «островах» ориентироваться. Важно не количество музеев. Важен повод поставить себя на место человека в блокаде — подростка, рабочего, девушки-донора: а смог бы я поступить так, как они?
«Существует целая "Страна Ленинград"»
Наталия Соколовская, писатель, редактор блокадных дневников :
— «Архипелаг блокадных музеев» я представляю себе в виде виртуальной топонимической карты. Светящийся покров, наброшенный на город и пригороды. Плотность «заселения» «блокадного архипелага» очень высока. Тут не только музеи, но и места, связанные с блокадой.
Как пример: возле Пискаревского проспекта в районе нынешней улицы Маршала Тухачевского было огромное капустное поле, куда блокадные люди в начале зимы 1941 года приходили собирать вмерзшую в землю хряпу. Или место на Звенигородской, откуда из открытого водопроводного люка брали воду. Или маршрут, которым ходил архитектор Лев Ильин, оставивший нам уникальный документ блокады — книгу-дневник «Прогулки по Ленинграду». На карте должен быть указан двор дома на Невском, 86, где в блокаду были закопаны дневники Ольги Берггольц. Должен быть отмечен и дом № 10 на Конной улице, на брандмауэре которого Юрий Вульф, родившийся в этом доме, установил на свои средства светодиодный экран. По экрану нон-стоп идут имена погибших в блокаду ленинградцев, теперь уже включая найденные Вульфом имена жильцов дома.
— «Архипелаг блокадных музеев» я представляю себе в виде виртуальной топонимической карты. Светящийся покров, наброшенный на город и пригороды. Плотность «заселения» «блокадного архипелага» очень высока. Тут не только музеи, но и места, связанные с блокадой.
Как пример: возле Пискаревского проспекта в районе нынешней улицы Маршала Тухачевского было огромное капустное поле, куда блокадные люди в начале зимы 1941 года приходили собирать вмерзшую в землю хряпу. Или место на Звенигородской, откуда из открытого водопроводного люка брали воду. Или маршрут, которым ходил архитектор Лев Ильин, оставивший нам уникальный документ блокады — книгу-дневник «Прогулки по Ленинграду». На карте должен быть указан двор дома на Невском, 86, где в блокаду были закопаны дневники Ольги Берггольц. Должен быть отмечен и дом № 10 на Конной улице, на брандмауэре которого Юрий Вульф, родившийся в этом доме, установил на свои средства светодиодный экран. По экрану нон-стоп идут имена погибших в блокаду ленинградцев, теперь уже включая найденные Вульфом имена жильцов дома.
Наталия Соколовская, писатель, редактор блокадных дневников
фото из личного архива
На самом деле этот виртуальный (и не виртуальный) «блокадный архипелаг» выходит далеко за рамки нашего города, потому что существует целая «Страна Ленинград». Еще предстоит полностью осмыслить, какое влияние на развитие науки и культуры оказали эвакуированные в разные города и республики Ленинградский университет, научные институты, заводы, театры…
Главенствующее место на такой музейной карте занимает Музей обороны и блокады в Соляном переулке. В своем изначальном виде он просуществовал короткий период с 1946 по 1949 год — со дня своего открытия до момента временного (в начале «ленинградского дела»), а потом и окончательного (1952) закрытия. В 1949 году на входе с набережной Фонтанки появилась вывеска «Закрыт на ремонт». «Ремонт» длился 40 лет. В 1989 году музей (несопоставимый с изначальным по замыслу, выставочным площадям, качеству и количеству экспонатов) был открыт. Но отнюдь не по инициативе «сверху», а благодаря инициативе «снизу» и усилиям известных горожан, в том числе Даниила Гранина, чьим именем теперь назван сквер напротив музея. Напомню также, что и публикация «Блокадной книги» Алеся Адамовича и Даниила Гранина была запрещена в Ленинграде тогдашним первым секретарем Г. В. Романовым и вышла впервые в Москве в 1979 году.
Даже после своего «второго рождения» Музей блокады, к сожалению, ни для города, ни для мира так и не стал музеем одной из величайших трагедий (если угодно — героической трагедией) XX века. Не стал местом конгениальным событию, о котором призван рассказывать. Не стал центром притяжения ни для горожан, ни для гостей города. Музей не развивали все 29 лет его существования, фонды находятся в плачевном состоянии. Это факты. Музей блокады не был нужен властям. По большому счету, нужен ли он (или любой другой блокадный музей) нынешней власти?
Долгое время блокадная память была монополизирована государством. В конце 1980-х эта монополия была разрушена. Но сознательное или бессознательное цензурирование блокадной темы осуществлялось другим способом: отсутствием достаточного финансирования. Это положение вещей в известном смысле сохраняется до сих пор, иначе замечательный труд историка Г. Л. Соболева — трехтомник «Ленинград в борьбе за выживание в блокаде» (суммарный тираж менее 2 тысяч экземпляров!) находился бы в каждой библиотеке и каждом учебном заведении страны.
Итак, сегодня музей в Соляном снова «закрыт на ремонт». Чем этот ремонт закончится, непонятно: будет ли возобновлена прежняя, морально устаревшая, не отвечающая запросам времени экспозиция, или это будет что-то новое? Тогда — что? Именно музей в Соляном, носитель исторической памяти о первом легендарном музее, остается самой болезненной точкой «блокадного архипелага».
Конечно, на карте должна быть блокадная подстанция, Левашовский хлебозавод, Музей хлеба, Финляндский вокзал (оттуда по сути начиналась Дорога жизни), музей «А музы не молчали…», Музей электрического транспорта (трамвай), музей «Зоосад в годы блокады», «Музей энергетической блокады Ленинграда» в Ленэнерго, народный музей «Дети и дошкольные работники осажденного Ленинграда». Нельзя забыть Дом радио (Ленинградский радиокомитет). Там существует музей, но, кроме того, там сохранились студии, из которых велось блокадное вещание, в том числе подвальная студия. Сохранились комнаты, в которых жили в блокаду оркестранты, исполнявшие в августе 1942 года «Седьмую симфонию».
Эта «система музеев», больших, маленьких, даже крошечных, непременно должна рассказывать историю блокады через истории людей. Существует уже целая библиотека блокадных дневников: это блокада online, знание, не искаженное толщей времени и цензурными вмешательствами. Существует большая научная литература о блокаде, созданная прекрасными петербургскими историками. И научная работа сейчас продолжается.
Должен возникнуть некий единый центр, в котором будет собираться блокадное знание, где должна существовать виртуальная библиотека с научной литературой и дневниками. «Формировать политику памяти о блокаде» должны (без всякой политики) профессиональные историки. В нашем городе есть такие специалисты в СПбГУ, в Институте истории РАН, в Европейском университете, РГПУ им. Герцена. Память формируется также чтением. Но тиражи книг, посвященных блокаде, ничтожны.
Не так важно, кто будет финансировать проект «блокадный архипелаг» — государство или частная организация. Но важно, чтобы научной, исследовательской, музейной деятельностью занимались уже известные в этой области специалисты. Вмешательство чиновников и сомнительных «исторических обществ» в научную работу не подразумевается. Однако чиновники от культуры и науки должны понимать, что финансирование подобного проекта — дело их профессиональной чести.
Кто должен руководить такой структурой? Первым Музеем блокады руководил интеллигент, музейщик, научный секретарь Эрмитажа, античник по специальности Лев Раков. Так что и «Архипелагом блокадных музеев» должен руководить человек известный, уважаемый музейным и научным сообществами.
Главенствующее место на такой музейной карте занимает Музей обороны и блокады в Соляном переулке. В своем изначальном виде он просуществовал короткий период с 1946 по 1949 год — со дня своего открытия до момента временного (в начале «ленинградского дела»), а потом и окончательного (1952) закрытия. В 1949 году на входе с набережной Фонтанки появилась вывеска «Закрыт на ремонт». «Ремонт» длился 40 лет. В 1989 году музей (несопоставимый с изначальным по замыслу, выставочным площадям, качеству и количеству экспонатов) был открыт. Но отнюдь не по инициативе «сверху», а благодаря инициативе «снизу» и усилиям известных горожан, в том числе Даниила Гранина, чьим именем теперь назван сквер напротив музея. Напомню также, что и публикация «Блокадной книги» Алеся Адамовича и Даниила Гранина была запрещена в Ленинграде тогдашним первым секретарем Г. В. Романовым и вышла впервые в Москве в 1979 году.
Даже после своего «второго рождения» Музей блокады, к сожалению, ни для города, ни для мира так и не стал музеем одной из величайших трагедий (если угодно — героической трагедией) XX века. Не стал местом конгениальным событию, о котором призван рассказывать. Не стал центром притяжения ни для горожан, ни для гостей города. Музей не развивали все 29 лет его существования, фонды находятся в плачевном состоянии. Это факты. Музей блокады не был нужен властям. По большому счету, нужен ли он (или любой другой блокадный музей) нынешней власти?
Долгое время блокадная память была монополизирована государством. В конце 1980-х эта монополия была разрушена. Но сознательное или бессознательное цензурирование блокадной темы осуществлялось другим способом: отсутствием достаточного финансирования. Это положение вещей в известном смысле сохраняется до сих пор, иначе замечательный труд историка Г. Л. Соболева — трехтомник «Ленинград в борьбе за выживание в блокаде» (суммарный тираж менее 2 тысяч экземпляров!) находился бы в каждой библиотеке и каждом учебном заведении страны.
Итак, сегодня музей в Соляном снова «закрыт на ремонт». Чем этот ремонт закончится, непонятно: будет ли возобновлена прежняя, морально устаревшая, не отвечающая запросам времени экспозиция, или это будет что-то новое? Тогда — что? Именно музей в Соляном, носитель исторической памяти о первом легендарном музее, остается самой болезненной точкой «блокадного архипелага».
Конечно, на карте должна быть блокадная подстанция, Левашовский хлебозавод, Музей хлеба, Финляндский вокзал (оттуда по сути начиналась Дорога жизни), музей «А музы не молчали…», Музей электрического транспорта (трамвай), музей «Зоосад в годы блокады», «Музей энергетической блокады Ленинграда» в Ленэнерго, народный музей «Дети и дошкольные работники осажденного Ленинграда». Нельзя забыть Дом радио (Ленинградский радиокомитет). Там существует музей, но, кроме того, там сохранились студии, из которых велось блокадное вещание, в том числе подвальная студия. Сохранились комнаты, в которых жили в блокаду оркестранты, исполнявшие в августе 1942 года «Седьмую симфонию».
Эта «система музеев», больших, маленьких, даже крошечных, непременно должна рассказывать историю блокады через истории людей. Существует уже целая библиотека блокадных дневников: это блокада online, знание, не искаженное толщей времени и цензурными вмешательствами. Существует большая научная литература о блокаде, созданная прекрасными петербургскими историками. И научная работа сейчас продолжается.
Должен возникнуть некий единый центр, в котором будет собираться блокадное знание, где должна существовать виртуальная библиотека с научной литературой и дневниками. «Формировать политику памяти о блокаде» должны (без всякой политики) профессиональные историки. В нашем городе есть такие специалисты в СПбГУ, в Институте истории РАН, в Европейском университете, РГПУ им. Герцена. Память формируется также чтением. Но тиражи книг, посвященных блокаде, ничтожны.
Не так важно, кто будет финансировать проект «блокадный архипелаг» — государство или частная организация. Но важно, чтобы научной, исследовательской, музейной деятельностью занимались уже известные в этой области специалисты. Вмешательство чиновников и сомнительных «исторических обществ» в научную работу не подразумевается. Однако чиновники от культуры и науки должны понимать, что финансирование подобного проекта — дело их профессиональной чести.
Кто должен руководить такой структурой? Первым Музеем блокады руководил интеллигент, музейщик, научный секретарь Эрмитажа, античник по специальности Лев Раков. Так что и «Архипелагом блокадных музеев» должен руководить человек известный, уважаемый музейным и научным сообществами.
«Нужна общегородская политика памяти о блокаде»
Милена Третьякова, заместитель директора Центра выставочных и музейных проектов:
Память о блокаде Ленинграда складывалась непросто. После «ленинградского дела» и закрытия Музея в Соляном городке тема была «закрыта». Блокада не укладывалась в официальный «победный» рассказ советского времени. Лишь в 1960—1970-е годы было разрешено приоткрыть завесу «беспамятства».
Именно в этот период стал создаваться мемориальный комплекс «Зелёный пояс славы». В 1970-е с большими сложностями была опубликована «Блокадная книга» Даниила Гранина и Алеся Адамовича, впервые открыто рассказавших о гуманитарной трагедии блокады. Стали создаваться небольшие экспозиции и музеи на предприятиях, в школах, военных частях. Все они оказались в сложной ситуации в 1990-е, когда многие экспонаты были попросту выброшены на помойку, например в связи с приватизацией предприятий.
Тем не менее сегодня существует более ста небольших экспозиций, включая школьные музеи, рассказывающие историю блокады. Среди них и небольшой — около 600 квадратных метров — Музей обороны и блокады Ленинграда в Соляном переулке, который был создан в 1989 году.
Память о блокаде Ленинграда складывалась непросто. После «ленинградского дела» и закрытия Музея в Соляном городке тема была «закрыта». Блокада не укладывалась в официальный «победный» рассказ советского времени. Лишь в 1960—1970-е годы было разрешено приоткрыть завесу «беспамятства».
Именно в этот период стал создаваться мемориальный комплекс «Зелёный пояс славы». В 1970-е с большими сложностями была опубликована «Блокадная книга» Даниила Гранина и Алеся Адамовича, впервые открыто рассказавших о гуманитарной трагедии блокады. Стали создаваться небольшие экспозиции и музеи на предприятиях, в школах, военных частях. Все они оказались в сложной ситуации в 1990-е, когда многие экспонаты были попросту выброшены на помойку, например в связи с приватизацией предприятий.
Тем не менее сегодня существует более ста небольших экспозиций, включая школьные музеи, рассказывающие историю блокады. Среди них и небольшой — около 600 квадратных метров — Музей обороны и блокады Ленинграда в Соляном переулке, который был создан в 1989 году.
Милена Третьякова, заместитель директора Центра выставочных и музейных проектов
фото: Елена Мулина (ИНТЕРПРЕСС)
Мы говорим, что память о блокаде и обороне важна для нашего города. Но если задуматься, то зачастую мы вспоминаем об этом событии только в памятные даты. Существующие музейные пространства представляют лишь краткую фрагментарную историю одной из самых длительных осад в истории Второй мировой войны.
К сожалению, у нас нет не только большой экспозиции, где можно было бы рассказать о всем многообразии и значении обороны и блокады Ленинграда, но, если говорить шире, — нет единой общегородской политики сохранения памяти о блокаде. Не существует программы сохранения, выявления и поддержания мест памяти блокады; нет даже общего списка уже имеющихся монументов, памятников и захоронений. Нет ни одной государственной организации, которая бы собирала и систематизировала эту информацию. Этим занимаются волонтёры, создавшие сайт «Книга памяти Великой войны» . С 2010 года они выявили в Петербурге и Ленобласти больше пяти тысяч объектов. Но понятно, что должна существовать государственная организация, которой была бы вменена такая функция, — реализовать её, конечно, нужно в контакте с общественностью.
Попытку «собрать» места памяти я предприняла, еще работая в Музее обороны и блокады (оттуда Милена Третьякова уволилась в 2017 году — Прим. ред.), когда разработала сайт, где была представлена карта «Адреса блокады» — фактически «блокадный архипелаг» с описаниями, фотографиями музеев и памятников, захоронений и мест памяти Ленинградской битвы. Мечтой было бы объединить эти места в большом партнерском проекте, где был бы налажен обмен информацией, могли бы рождаться совместные выставки и музейные программы, исследования. Надеюсь, что под эгидой нового музейного комплекса мы сможем это воплотить.
На сайте мы создали «Энциклопедию блокады», где публиковали научно-популярные статьи и материалы по истории Ленинградской битвы; максимально возможную и актуальную информацию о выставках, экспозициях, экскурсиях и занятиях музеев и библиотек, посвященных блокаде; материалы в помощь педагогам и музейным сотрудникам. Сейчас проект закрыт, но надеюсь, что он возобновится под эгидой нового комплекса «Оборона и блокада Ленинграда».
Ещё во время работы над сайтом можно было выявить ряд проблем. Например, война и блокада сильно мифологизированы. Дело не в том, что кто-то кого-то хочет обмануть, а в том, что актуальные исторические исследования не доходят до широкой публики, не находят отражения в музейной экспозиции. Самый простой пример — большинство посетителей музеев убеждено, что по карточкам хлеб выдавали и его не надо было выкупать. Широкая публика мало знакома с реальными историями блокадников, зная в основном три имени — Таня Савичева, Дмитрий Шостакович, Ольга Берггольц. Хотя с 1990-х опубликовано большое количество источников и архивных материалов. Презентация истории блокады во всем многообразии на основе актуального исторического знания — задача нового комплекса.
Вторая проблема — отсутствие единого научно-исследовательского центра. В советское время хотя и было принято умалчивать об определённых моментах, но историей блокады планомерно занимались в нескольких научных институтах. Сегодня, с уходом представителей старшего поколения историков во главе с Валентином Ковальчуком, темой блокады заняты отдельные замечательные историки, но нет школы, нет единого исследовательского центра. Практически все темы «открыты», но многие требуют разработки. Сохранилось множество «белых пятен» по военной истории блокады, включая военное планирование, историю партизанского движения.
Мы до сих пор не знаем всех имён жертв блокады. Часто называют цифру в 632 тысячи погибших, прозвучавшую на Нюрнбергском процессе. Но по-настоящему это число намного больше — свыше миллиона человек. Есть созданный Минобороны сайт «Подвиг народа», который регулярно обновляется. Я слежу на нём за историей своей семьи и за последние три года узнала о местах захоронения четырех своих двоюродных дедушек. Имена жертв блокады есть в опубликованной «Книге памяти». Её создал не архив, не государственная организация, а сами блокадные общества во время перестройки. Сейчас соответствующий сайт поддерживает и наполняет новыми материалами центр «Возвращённые имена» Российской национальной библиотеки. Изначально в книгу было включено около 600 тысяч имён, а за последние тридцать лет добавилось несколько тысяч, что по сравнению с развитием портала «Подвиг народа» ничтожно мало. Поколение блокадников уходит, информация не сохраняется, память теряется. Эта проблема связана не только с музейным делом, но и с научным исследованием. И задачей нового музейно-выставочного комплекса видится не только сохранение и презентация памяти о блокаде в музейной экспозиции, но и ведение исследовательских, образовательных и других проектов.
К сожалению, у нас нет не только большой экспозиции, где можно было бы рассказать о всем многообразии и значении обороны и блокады Ленинграда, но, если говорить шире, — нет единой общегородской политики сохранения памяти о блокаде. Не существует программы сохранения, выявления и поддержания мест памяти блокады; нет даже общего списка уже имеющихся монументов, памятников и захоронений. Нет ни одной государственной организации, которая бы собирала и систематизировала эту информацию. Этим занимаются волонтёры, создавшие сайт «Книга памяти Великой войны» . С 2010 года они выявили в Петербурге и Ленобласти больше пяти тысяч объектов. Но понятно, что должна существовать государственная организация, которой была бы вменена такая функция, — реализовать её, конечно, нужно в контакте с общественностью.
Попытку «собрать» места памяти я предприняла, еще работая в Музее обороны и блокады (оттуда Милена Третьякова уволилась в 2017 году — Прим. ред.), когда разработала сайт, где была представлена карта «Адреса блокады» — фактически «блокадный архипелаг» с описаниями, фотографиями музеев и памятников, захоронений и мест памяти Ленинградской битвы. Мечтой было бы объединить эти места в большом партнерском проекте, где был бы налажен обмен информацией, могли бы рождаться совместные выставки и музейные программы, исследования. Надеюсь, что под эгидой нового музейного комплекса мы сможем это воплотить.
На сайте мы создали «Энциклопедию блокады», где публиковали научно-популярные статьи и материалы по истории Ленинградской битвы; максимально возможную и актуальную информацию о выставках, экспозициях, экскурсиях и занятиях музеев и библиотек, посвященных блокаде; материалы в помощь педагогам и музейным сотрудникам. Сейчас проект закрыт, но надеюсь, что он возобновится под эгидой нового комплекса «Оборона и блокада Ленинграда».
Ещё во время работы над сайтом можно было выявить ряд проблем. Например, война и блокада сильно мифологизированы. Дело не в том, что кто-то кого-то хочет обмануть, а в том, что актуальные исторические исследования не доходят до широкой публики, не находят отражения в музейной экспозиции. Самый простой пример — большинство посетителей музеев убеждено, что по карточкам хлеб выдавали и его не надо было выкупать. Широкая публика мало знакома с реальными историями блокадников, зная в основном три имени — Таня Савичева, Дмитрий Шостакович, Ольга Берггольц. Хотя с 1990-х опубликовано большое количество источников и архивных материалов. Презентация истории блокады во всем многообразии на основе актуального исторического знания — задача нового комплекса.
Вторая проблема — отсутствие единого научно-исследовательского центра. В советское время хотя и было принято умалчивать об определённых моментах, но историей блокады планомерно занимались в нескольких научных институтах. Сегодня, с уходом представителей старшего поколения историков во главе с Валентином Ковальчуком, темой блокады заняты отдельные замечательные историки, но нет школы, нет единого исследовательского центра. Практически все темы «открыты», но многие требуют разработки. Сохранилось множество «белых пятен» по военной истории блокады, включая военное планирование, историю партизанского движения.
Мы до сих пор не знаем всех имён жертв блокады. Часто называют цифру в 632 тысячи погибших, прозвучавшую на Нюрнбергском процессе. Но по-настоящему это число намного больше — свыше миллиона человек. Есть созданный Минобороны сайт «Подвиг народа», который регулярно обновляется. Я слежу на нём за историей своей семьи и за последние три года узнала о местах захоронения четырех своих двоюродных дедушек. Имена жертв блокады есть в опубликованной «Книге памяти». Её создал не архив, не государственная организация, а сами блокадные общества во время перестройки. Сейчас соответствующий сайт поддерживает и наполняет новыми материалами центр «Возвращённые имена» Российской национальной библиотеки. Изначально в книгу было включено около 600 тысяч имён, а за последние тридцать лет добавилось несколько тысяч, что по сравнению с развитием портала «Подвиг народа» ничтожно мало. Поколение блокадников уходит, информация не сохраняется, память теряется. Эта проблема связана не только с музейным делом, но и с научным исследованием. И задачей нового музейно-выставочного комплекса видится не только сохранение и презентация памяти о блокаде в музейной экспозиции, но и ведение исследовательских, образовательных и других проектов.
«Самый простой и самый честный путь — мемориальные доски»
Юлия Кантор, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН:
— Мне кажется, что самый простой и самый честный путь — это либо мемориальные доски, либо таблички на тех зданиях, мостах, скверах, которые связаны с блокадой. Потому что делать бесконечное количество музеев нерационально — их будет нечем наполнять. А вот создать единую карту блокадной памяти необходимо.
Для этого нужно сформировать небольшую рабочую группу, например, под эгидой Союза музеев или Творческого союза музейных работников Санкт-Петербурга и Ленинградской области. И эта группа, которая должна привлечь не только музейщиков, но и профессиональных историков, должна посмотреть, какие места в городе есть — подлинные, разумеется, — связанные с блокадой. А еще выяснить, какие места не сохранились, и тоже поставить таблички или памятные знаки под условным названием «здесь было то-то».
— Мне кажется, что самый простой и самый честный путь — это либо мемориальные доски, либо таблички на тех зданиях, мостах, скверах, которые связаны с блокадой. Потому что делать бесконечное количество музеев нерационально — их будет нечем наполнять. А вот создать единую карту блокадной памяти необходимо.
Для этого нужно сформировать небольшую рабочую группу, например, под эгидой Союза музеев или Творческого союза музейных работников Санкт-Петербурга и Ленинградской области. И эта группа, которая должна привлечь не только музейщиков, но и профессиональных историков, должна посмотреть, какие места в городе есть — подлинные, разумеется, — связанные с блокадой. А еще выяснить, какие места не сохранились, и тоже поставить таблички или памятные знаки под условным названием «здесь было то-то».
Юлия Кантор, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН
фото Екатерины Степановой
У нас же, например, осталась блокадная подстанция — а сколько таких было? Есть места, которые по объективным причинам не сохранились, — в этом нет ничего удивительного, жизнь идет, город меняется. Но тем не менее повесить на новом здании маленькую табличку, что на его месте находилось нечто важное в годы блокады, — логично. Что касается музеев: наличие карты памятных мест — кстати, нужна и виртуальная карта таких мест — не отменяет наличия в городе современного музея, связанного с историей ленинградской блокады. Продолжающего традицию, основанную еще в 1944 году открытием музея в Соляном. И это место должно стать центром, где собирается информация, где экспонируются реликвии и проводятся занятия. Естественно, это должно быть в городе, и мне кажется, что такой музей должен быть один.
Музеев, где есть лишь какой-то сегмент, связанный с блокадой, в Петербурге множество: от Эрмитажа до Петропавловской крепости и Исаакиевского собора. Даже в Кронштадте, который де-юре является районом Санкт-Петербурга, в Музее истории Кронштадта есть блокадная комната. И если мы говорим о некой виртуальной блокадной карте города, на ней могли бы быть отмечены такие точки.
Но если говорить о табличках или мемориальных досках — их необходимо размещать в местах, которые связаны с конкретными важными учреждениями. Условно: Филармония (где, кстати, она есть, как и в Театре Комиссаржевской, например), Финляндский вокзал (где нет), Московский вокзал (где тоже нет), Академия художеств и Герценовский университет, Публичная библиотека (РНБ), которые продолжали работать... В городе были места, кроме Левашовского хлебозавода, о котором неоднократно говорилось, которые не закрывались.
Общественность уже инициирует подобные действия — начиная от Юрия Вульфа, который узнал истории всех, кто жил в его доме в блокаду. Это, безусловно, общественная инициатива, она не может быть реализована без властей . В отношении темы блокады, в принципе, например, Союз музеев России или Союз творческих работников мог бы стать организующей структурой. И мог бы апеллировать к власти. Только апеллировать нужно тогда, когда у тебя есть определенная концепция и видение ситуации, а не начинать с просьб, как у нас часто, к сожалению, бывает, и в результате все инициативы глохнут на дальних подступах.
Музеев, где есть лишь какой-то сегмент, связанный с блокадой, в Петербурге множество: от Эрмитажа до Петропавловской крепости и Исаакиевского собора. Даже в Кронштадте, который де-юре является районом Санкт-Петербурга, в Музее истории Кронштадта есть блокадная комната. И если мы говорим о некой виртуальной блокадной карте города, на ней могли бы быть отмечены такие точки.
Но если говорить о табличках или мемориальных досках — их необходимо размещать в местах, которые связаны с конкретными важными учреждениями. Условно: Филармония (где, кстати, она есть, как и в Театре Комиссаржевской, например), Финляндский вокзал (где нет), Московский вокзал (где тоже нет), Академия художеств и Герценовский университет, Публичная библиотека (РНБ), которые продолжали работать... В городе были места, кроме Левашовского хлебозавода, о котором неоднократно говорилось, которые не закрывались.
Общественность уже инициирует подобные действия — начиная от Юрия Вульфа, который узнал истории всех, кто жил в его доме в блокаду. Это, безусловно, общественная инициатива, она не может быть реализована без властей . В отношении темы блокады, в принципе, например, Союз музеев России или Союз творческих работников мог бы стать организующей структурой. И мог бы апеллировать к власти. Только апеллировать нужно тогда, когда у тебя есть определенная концепция и видение ситуации, а не начинать с просьб, как у нас часто, к сожалению, бывает, и в результате все инициативы глохнут на дальних подступах.
© 2000-2018 Фонтанка.ру